Большая книга ужасов 76 - Елена Усачева

Я помню всех и сильно скучаю.

Чернов, Мара, Сумерник.

Сумерник — потому что любил сидеть в сумерках и молчать. Из этого молчания и родилась идея поехать куда-нибудь на машине.

— Куда? — настойчиво выспрашивал я.

Ненавижу сюрпризы. От них одни неприятности.

— Прямо по дороге! Какая разница?

Сумерник был высокий и тощий, с длинными, собранными в хвост жидкими волосами. Его острое лицо мне не нравилось. Но он был за старшего.

— Я видел у тебя в шкафу навигатор. Возьмем его и поедем. Вон, до Суздаля. — Махнул рукой в сторону окна, где стояла банка с огурцами.

Навигатор… Он лежал в черной коробочке. И сам был черный, с еще спящим черным экраном.

Нет, мать не говорила заветных слов: «Не трогай навигатор, иначе тебе грозит смерть!» Его просто не хотелось трогать. А Сумерник захотел — и открыл коробку:

— Чего это без инструкции? Юзаный, что ли?

Будь я дома, в городе, послал бы Сумерника куда подальше и ушел на площадку. Но мы были в деревне, тут дальше околицы не убежишь. Тем более Сумерник приехал специально со мной «сидеть».

* * *

— Вы тут поубиваетесь, — категорично заявила мама, когда стало понятно, что я на неделю остаюсь один с родственниками.

Вы — это я и мои двоюродные. Двоюродные свалились на нас внезапно, когда мама уже искала, с кем бы меня оставить. А тут они. Теперь-то мы точно без присмотра ни дня.

Мама уезжала. Она всегда уезжала. Всегда внезапно. Всегда не вовремя. И всегда «пойми, я не могла отказаться».

Я этого не понимал.

Еще эти Черновы. Сам Чернов и Мара. Их привез их отец, брат мамы, и сообщил, что тоже уезжает. Они с мамой час лихо ругались на кухне. Дверь была плотно закрыта, потому что детей не должны травмировать ссоры взрослых. Кричали на совесть — слышно было хорошо. Мать сказала, что не берет на себя ответственность. Дядька орал, что этот дом его так же, как и ее, а поэтому он может привозить сюда кого угодно и когда угодно.

Я их послушал и пошел в комнату. На втором часу родственники начали повторяться, и это становилось скучным.

Чернов уже валялся на моей кровати, уткнувшись носом в планшет. Мара читала. Я чуть о порог не споткнулся.

— Чего это?

Мара стукнула книгой об очки. Сначала я прочитал слово «Оз» как «03» и решил, что Мара хочет стать хирургом. Но книга была о другом. «Удивительный волшебник из страны Оз».

— Это, темный мой родственник, называется «книга». Стопка страниц, переплетенных в обложку. На страницах буковки, — сообщил мне осведомленный брат. Сразу захотелось засветить ему в лоб. Но он опять отгородился планшетом. А технику бить нельзя. Это святое. Хрупкая очень.

Чернов с Марой были сводные. Чернов родной, Мара довесок. «Не наша порода», — в сердцах бросала мать. Мара — от «Тамара» (идиотское имя) — была на нас не похожа. Мы все были высокие и худые, с темными волосами, у всех пацанов челка надо лбом шла вверх. «Как корова языком лизнула», — шутила учительница в началке. Дошутилась. Моя кличка — Корова. Когда слышу со спины мычание, бью с разворота, не оглядываясь. А Мара… она была невысокой, пухленькой и кудрявой. Из приличного у нее были только очки.

Родственники за стеной продолжали ругаться. Мать кричала, что уезжает. Дядька бубнил что-то неразборчивое. Вскоре дядька тихо закрыл дверь и уехал. Мать еще немного покричала, потом умолкла и вышла к нам.

— Так, — сказала она, беспомощно оглянувшись. Мне захотелось зажмуриться, потому что мать в таком состоянии становится ненормальной. Проверено на себе несколько раз. Сейчас в ее голове рождались не самые лучшие мысли.

Ну вот, я так и знал! С нехорошей ухмылкой она взяла телефон:

— Ладно, посидите с Кириллом. Это ненадолго.

Я собрался возмутиться. Потому что Кирилл — это последний человек, которого я хотел бы видеть на каникулах. Но тут вмешалась Мара:

— Кирилл — это наш родственник?

— Нет, блин, гоблин! — ругнулся я и ушел на кухню заваривать чай. Я его завариваю очень крепким. Мне нравится, как он горчит. От крепости у меня зубы пожелтели. Пацаны в классе решили, что я курю. Мать злится. Заварки много уходит, зубы порчу, желудок порчу. Жизнь порчу.

А Кирилл нам жизнь не портит. Он привносит в нее разнообразие — и своим видом, и своими дурацкими идеями.

И вот он появился. Весь такой в запахе бензина и с грязными руками — по дороге его «Нива» заглохла, и Сумерник что-то там делал, чтобы его «ласточка» вновь «полетела». Этой «ласточке» было сто лет в обед, она громыхала, ревела и плевалась вонючим выхлопом. Чтобы закончить образ доисторической ступы Бабы-яги, ей, конечно, не хватало только черного навигатора из черной коробки.

* * *

Сначала все было в меру ненормальным, как это обычно и бывает. Сумерник прикатил в деревню на своей раздолбанной «Ниве», принял с рук на руки любимого племянника и моего двоюродного брата с довеском. Мать улетела в свою командировку. Как водится — обняла, поцеловала, сказала, что любит и будет скучать. А потом хлопнула дверью машины и укатила в город.

Я представил, как было бы хорошо, если бы я остался один: регулярный сон после обеда, неспешные прогулки по окрестностям, тщательное изучение телеканалов, война с Интернетом, который то есть, то его нет, и всяческие другие развлечения с местной живностью — комарами, мухами, крысами и забегающими соседскими курами.

Появление Черновых все испортило. Про Кирилла я вообще молчу. С ним спалить дом у нас шансов было больше, чем без него. Сумерник скучал, полночи смотрел телевизор, а потом долго спал. Проснувшись, молчал. Молчуном был.

На третий день он выдал идею с «поехали». И мы отправились в путь. Никто не хотел, но все смирились. Чернов не желал отрываться от своего любимого планшета. Мара косилась на стопку взятых с собой книг, и я боялся, что она сейчас вытянет из нее самую толстую — ту, что лежала внизу. А мне очень хотелось, чтобы они уехали втроем. Без меня.

В общем, мы совпали в желаниях и полезли в чудо-машину отечественного производства.

В тот день было пасмурно. Такая пора случается в середине лета — то ли дождь пойдет, то ли снег. Состояние мутное. Еще Петька из соседней деревни удачи пожелал. Так и сказал: