Повести и рассказы - Джо Р. Лансдейл

Сон был, конечно, лучше реальности, и где-то в душе остался неизгладимый след, семечко, которое теперь, как она чувствовала, прорастало. И когда бритва ужалила ее, этот рост обрел безумные темпы, значимо ускорился. Теперь она чувствовала себя так странно — поначалу накатила слабость, но скоро это уже была сила.

Когда Джанет увидела свою тень, перетекающую по тротуару на уличную дорогу, ползущую среди других теней, отбрасываемых вязами и домами, ей показалось, что это совсем не ее тень — скорее отражение ее нового состояния. Эта тень была большой, сильной и ни капельки не девчачьей. Она принадлежала массивному мужчине с черным цилиндром на голове, и откуда-то у нее взялся усмехающийся рот, полный серебряных зубов, — хотя, казалось бы, зубы у тени? И в руке у него была совсем не бритва, как у Джанет, а длинный серебряный ятаган.

Опустив глаза, Джанет обнаружила, что бритва в ее пальцах раскрыта. Она не помнила, как сделала это. Каждый шаг теперь сопровождал странный звук. Взглянув еще ниже, она увидела, что ее ноги будто вытянулись, удлинились, а ступни, напротив, сжались. Более того, каждая новая маленькая ступня была втиснута в распахнутый рот отрубленной головы. Именно головы на ее ногах создавали шлепающий звук при ходьбе.

Шлеп. Шлеп. Шлеп. Шлеп.

Подойдя к своему дому, она попыталась разглядеть собственное отражение в оконном стекле, подсвеченном луной. Перед окном, как оказалось, стояла не пятнадцатилетняя девочка со скобами на зубах, горбинкой на носу и взлохмаченными бурыми волосами. В стекле отражался кто-то, кому приходилось сгибаться, чтобы заглянуть в окно. Лицо чужака было худым, нездоровым — почти череп, обтянутый тонкой кожей; из его рта торчали зубы, напоминающие длинные блестящие серебряные иглы. Глаза чужака были как яркие угли, а голову венчала высокая черная шляпа. Вместо шлепанцев страшный незнакомец взаправду носил две отрубленные головы. Посмотрев вниз, Джанет узнала их — те принадлежали соседям, живущим напротив. Соседи были хорошими людьми, с ней неизменно вежливыми. Они заботились о ней, выслушивали ее, когда родители не желали. И теперь она кое-что помнила, пусть и слабо. Теперь она вспомнила, как пошла к их дому и раскрыла лезвие, как мистер Дженкинс, открыв дверь на ее стук, уставился вверх — и ей пришлось наклониться, чтобы ответить на его испуганный взгляд.

Ему наверняка хотелось закричать, но крик застрял в глотке, будто зверь, в своей же берлоге и умерший. А потом она прикончила его: одним взмахом лезвия снесла голову. А затем прошла, пригнувшись, в дом и добралась до миссис Дженкинс. Та уже кричала, пусть и недолго — лезвие было быстрым и срезало вопль на корню.

Джанет, или нечисть, в которую она превратилась, забрала головы, села на край софы и натянула их на свои крохотные ссохшиеся пятки, после чего вышла за дверь и направилась к своему дому.

И вот теперь наконец она вошла внутрь…

* * *

Три дня ушло на то, чтобы округа поняла — у Дженкинсов и в доме Джанет стряслось что-то неладное. В конце концов дома проверили, и то, что там узрели доблестные стражи порядка, заставило их — стражей, само собой не дома, — заблевать съеденными на завтрак пончиками обе прилегающие лужайки.

В доме Дженкинсов все было плохо: тела обезглавлены, самих голов нет, в крови и стены, и пол. С домом Джанет дела обстояли еще хуже. Там на стенах кто-то нарисовал кровью какие-то символы. Тела родителей Джанет были не только обезглавлены, но еще и объедены, а снятая с них кожа висела на вешалке в прихожей. Собаку тоже лишили головы — как в случае с Дженкинсами, ее хозяевами, та была унесена неизвестным убийцей с собой; ее не нашли.

Джанет лежала у себя в спальне, на кровати. С головы до середины бедер кожа на ее теле отсутствовала. И никто не смог понять, как так вышло, что в левой руке, освежеванной не до конца, она крепко сжимала скатавшийся на бедрах кожный рулон. Выглядело так, будто она сама попыталась, подобно змее, сбросить шкуру, и лишь жуткая потеря крови не позволила ей осуществить задуманное до конца.

Никаких острых предметов на месте не обнаружили. Никто не смог внятно объяснить, как у Джанет получилось провернуть подобное.

На ее кровати, а также на полу, стене и подоконнике, сквозь обильные лужи и пятна крови тянулся ползучий след, как если бы что-то продолговатое прокатилось по комнате и забралось по стенке к окну. Стекло было разбито, кровавый след нашел продолжение уже за ним, на улице — сквозь траву, вдоль кромки сада. Оборвался он у решетки канализационного люка, отгораживающей городские стоки от верхнего мира.

Решетку сняли, воду откачали… конечно, не всю. Они физически не могли откачать всё — если только не хотели протаскивать шланг многие мили под городом и запускать его в самое сердце зловонной клоаки.

В общем, на странный случай махнули рукой. Полицейские не нашли ни голов, ни того загадочного инструмента, коим Джанет могла отделить их, поэтому сочли, что она этого не делала. Видимо, кто-то неизвестный — псих, каких сейчас полно, — залез в дома и сотворил с их жильцами весь этот кошмар, наполовину освежевал несчастную девочку да еще зачем-то втиснул край ее собственной кожи ей в руку, чтобы выглядело так, будто она сама учинила над собой такое. Сочтя версию удовлетворительной, полиция умыла руки.

Никто потом не обсуждал кровавый след, что шел от кровати к окну, из окна — в сад, а из сада — к канализационной решетке. По крайней мере, в официальных рапортах по делу он не упоминался. На самом деле тот след долго был притчей во языцех среди полицейских и тех, с кем они общались. Даже теперь нет-нет да и кто-то помянет его тихим обеспокоенным шепотом. Но тайна, какой бы будоражащей она не была, остается тайной.

Перевод: Григорий Шокин

Дорога мертвеца

Joe R. Lansdale. "Deadman's Road", 2010

Дорога Мертвеца

Joe R. Lansdale. "Dead in the West", 1986

Вечернее солнце, сжавшись в кровавый комок, убралось за горизонт, и полная белая луна поднялась на небе, как громадный моток туго скрученного шпагата. Сидя в седле, Преподобный Джебидайя Мерсер наблюдал ее сияние над высокими соснами. Вокруг в мертвенно-черном небе раскаленными точками вспыхивали звезды.

Дорога, выбранная им, была узкой. Деревья по обеим