Много смертей Гарри Поттера - ShayneT

были верны Дамблдору. Неужели они рассказали ему, или директор сам сложил два и два, потому что Гарри воспользовался заклинанием, обычно не применявшемся в бою, но которое сам часто пускал в ход и все об этом знали?

— Возрастную линию легко можно обойти, — продолжил Гарри. — Особенно, если ты магглорожденный.

— Любой ученик, достаточно умный, чтобы обойти защиту Кубка, может оказаться прекрасным кандидатом. Если нет, то Кубок о том узнает.

Гарри вперил взгляд в Дамблдора. Все равно, что разговаривать с камнем.

— Разве не должны все школы применять одинаковые методы для подачи кандидатов? — быстро спросил Гарри. — В других школах ученики отдают свои бумаги директорам, которые проверяют, подходят они или нет. Не следует ли нам поступить точно так же, во имя честности соревнования?

— И испортить предвкушение? — спросил Дамблдор, улыбаясь Гарри в ответ. — Министерство хочет, чтобы мы возродили Турнир во всем его великолепии! Частью возрождения являются ажиотаж и возможность для каждого принять участие.

Он имел в виду, что министерство хотело, чтобы люди сходили с ума по турниру, как до этого по профессиональному квиддичу, и надеялось этим отвлечь всех от своих текущих проблем. Министерство хотело, чтобы ученики писали родителям, и те тоже испытывали азарт, а ну как выберут именно их ребенка, хотя по факту, всех, кроме одного, ждало разочарование.

Все это немного смахивало на лотерею, только вместо приза — смерть.

— Вы не измените своего решения? — спросил Гарри.

Дамблдор потряс головой.

— Все пройдет как пройдет, до самого финала.

Гарри сделал все, что смог, дабы избежать проклятия.

Несмотря на повисшее над Гарри облачко грядущей смерти, учебный год начался нормально. Спраут заставила их выдавливать из бубонтюберов гной, являющийся великолепным средством от прыщей.

Гарри удивило, что потребовалось так мало гноя. Восемьсот подростков, жрущих так, что Дадли бы ими гордился — Гарри ожидал, что потребуются как минимум десятки галлонов каждую неделю.

Хагрид продолжал демонстрировать, что у него плохо с здравомыслием, ведь он вывел странных мутантов, жалящих омаров, которые, по мере роста, начали бы еще и стрелять огнем из задниц. Тот факт, что Хагрид создал пятьсот штук, которым, похоже, предстояло вырасти как минимум до размеров человека, предвещал Хогвартсу проблемы.

Гарри надеялся, что ему не придется раньше времени завершать эксперименты Хагрида с омарами, ведь Рубеус был так безутешен после смерти только что вылупившегося дракончика. Он опять стал бы винить себя.

Невилл взорвал котел на уроке профессора Снейпа. С тех пор, как Невиллу начали помогать Гермиона и, время от времени, сам Гарри, такое, фактически, происходило довольно редко. Но Снейп, похоже, находился в особенно плохом настроении, и это выбило Невилла из колеи.

Гарри гадал, не оказался ли Снейп расстроен тем, что донос на Люпина так и не принес ему желанную должность преподавателя ЗОТИ. Бросалось в глаза то, что Снейп ненавидел преподавать зельеварение, и в дуэлях он демонстрировал такие же навыки, как в зельях.

Возможно, из Снейпа вышел бы вполне компетентный учитель, и тот лучше обращался бы со всеми, стань он счастливее из-за отсутствия необходимости управляться с минным полем в лице сорока учеников, варящих химические смеси, способные взорваться в любую секунду.

Тем не менее, судя по выражениям лиц старших слизеринцев после урока у Грюма, у Снейпа просто не было шансов. Их впечатлил урок, и то, что они демонстрировали эмоции, несмотря на годы тренировок в обратном, впечатляло еще больше.

По мере приближения дня первого урока с Грюмом, в Гарри, помимо его воли, нарастало предвкушение. Никто из других учеников так и не рассказал ему, что же там происходило. Даже Гермиона и Невилл ничем не помогли, так как урок у них прошел незадолго до занятия самого Гарри.

Он пришел заранее, сел рядом с Малфоем и Ноттом.

Когда Грюм, ковыляя, вошел в класс, все затихли с предвкушением, которое отсутствовало на уроках других профессоров.

Грюм вошел в роль учителя и сказал:

— Отложите книги. В этом году мы будем изучать проклятия, предмет, с котором многие из вас знакомы лично, пускай и не из моих уроков.

Гарри нахмурился. Скорее всего, правда, учитывая то, что большая часть класса слизеринцев состояла из чистокровных, изучивших в своих семьях такое, чего никогда не узнать магглорожденным. Но все же слова Грюма прозвучали грубо.

— Уверен, мне не нужно рассказывать о вам, что такое Непростительные, — продолжил Грюм. — Но для безнадежных круглых невежд, поведает ли нам кто-нибудь об этих проклятиях?

— Империо, Круциатус и убивающее проклятие, — быстро сказал Малфой.

— Кто-нибудь знает, почему за них наказывают гораздо суровее, чем за другие проклятия? — спросил Грюм.

Все резко замолкли.

Грюм продемонстрировал паука.

— Империо, — произнес он.

Мгновение спустя он заставил паука танцевать. Затем паук прыгал через обруч и показывал ряд других фокусов. В классе стояла мертвая тишина.

— Ученики Гриффиндора в это время смеялись, — заявил Грюм. — Но не вы. Вы знаете, что все это означает, не так ли? Слишком много семейных историй о людях, вынужденных творить то, чего бы они никогда не сделали... или вынужденных согнуться перед вами. Этим проклятием вы могли бы заставить кого-нибудь сделать что угодно...

Грюм подался вперед.

— Или могли бы однажды проснуться и осознать, что контролировали именно вас.

Гарри содрогнулся. Жизнь его и так была трудна, даже без возможности контроля со стороны. Оказаться запертым где-то, без возможности умереть, пока убивают всех, кто ему дорог, один из величайших ночных кошмаров Гарри.

Грюм взмахнул палочкой и пробормотал:

— Энгоргио.

Паук начал вздуваться, пока не стал больше кулака Гарри.

— Круцио, — изрек Грюм.

Паук снова начал танцевать, но иначе в этот раз. В итоге он прекратил сопротивление и упал, ноги его подергивались в ужасных судорогах. Гарри не сомневался, будь у паука возможность, он кричал бы в голос.

Класс сидел тихо, созерцая бесстрастно, но Гарри подмечал неприметные знаки того, что ученики расстроились: напряжение в плечах, и кое-кто сжимал парту крепче, чем следовало.

Лица их оставались бесстрастны. Все-таки Слизерин прежде всего означал контроль.

— Безжалостны, да? — спросил Грюм. Он уменьшил паука. — Боль... но полагаю, вы также