Да родится искра - narsyy

Блестящий, будто сталь, материал ее — не камень, не металл, не дерево — оставался холодным даже летом, и сколько не всматривайся, на нем нельзя было найти ни одной выщербинки, будто колонну поставили только вчера. От нее расходились четыре луча, и вместе это сооружение, если глядеть на него сверху, точно повторяло символ Звездного пути.

Отец говорил, что люди давно перестали удивляться и воспринимать ее, как нечто необычное. Она просто была тут всегда. Ходили легенды, что воздвигли столб в те счастливые времена, когда по Нидьёру бродили перволюди вместе с сыном пламени Гюниром, а Сияющий Скиталец еще не спустился со звезд. Даже просто стоя рядом, Аммия ощущала ее нерушимость, непостижимость. Колонна будто не принадлежала этому миру, и только солнечный свет оживлял ее — она впитывала его и источала слабые, невидимые глазу волны, дышала этой божественной благодатью. И чем ближе человек подбирался к колонне, тем сильнее он это чувствовал.

Из толпы в сопровождении многочисленной свиты вынырнул Крассур, разодетый в парчовый кафтан и свободные штаны того же цвета, что и ее платье. Даже кожаные сапоги его были крашены, и весь он походил на огненный сполох. Вокруг него вилась и что-то нашептывала в ухо вездесущая Палетта. Снег повалил гуще, и она прятала голову под капюшоном простого полотняного плаща.

Негласный правитель Дома выглядел невыспавшимся, хмурым, нетерпеливым и раздраженным, что совсем не вязалось с тем величестенным образом, какой преподносился народу глашатаями. Крассур нисколько не походил на того, кто вместе с княжной поведет Дом Негаснущих Звезд к процветанию.

Поджав губы, он вертел головой, то и дело подзывал нерасторопных распорядителей и тихонько поругивался на них, хоть до народа брань его не долетала.

Жердинка с удивлением вспомнила, как прежде боялась ритуала и переживала о том, что с ней станется. Палетта околдовала ее, и все давние страхи обратились в пар. Она будто вновь очутилась в собственном сне и стала невидимой. Даже Крассур, лихой и матерый рубака, и то выглядел взволнованнее.

— Готова, невеста моя? — обратился он к Аммии.

Она сделала вид, что не услышала, и простерла взор на восток, к розоватой дымке зари.

— Свадьба через неделю, но о наследнике-то можно подумать и раньше, как считаешь? Например, сегодня вечером, — недобро проскрипел он ей под ухо, после чего громко крикнул приказчикам: — Начинаем!

Дунули в свистки, знакомый звучный сигнал накрыл холм, вмиг подавив весь разноголосый гам. Особо непонятливых болтунов угомонили стоящие рядом. Эхо наконец успокоилось, наступила непривычная тишина. По спине у княжны побежали мурашки от предвкушения чего-то невиданного.

Пред колонной осталась только она, Крассур и Палетта, а вокруг у камней склонили головы монахи. Имма среди них не было. Кто-то зычным голосом принялся горланить речь. Что-то возвышенное и пылкое, но простыми словами, какие мог переварить и неотесанный селюк. Аммия почти не слушала.

Отзвучало эхо последней фразы, ее встретили одобрительным гулом. Монахи уселись на колени. Сначала кто-то один затянул долгую певучую ноту, тягостную и печальную, потом к нему присоединились другие. Раздававшиеся со всех сторон голоса слились в единый хор, который мягким саваном окутал всю заснеженную поляну.

Молитва то высоко возносилась, то падала до глубокого, почти гортанного баса. Скоро в отголосках этой диковинной песни Аммия начала улавливать обрывки незнакомых слов. То одно, то другое, они проступали, как круги на воде во время дождя. Обретшая чуждый и неприятный язык молитва отличалась от всех псалмов и гимнов, что княжна слышала раньше. Дивный и одновременно пробирающий до дрожи хор уносил ее куда-то под темные облака.

В мире вдруг не осталось ничего, кроме этих чарующих звуков, что проникали в самое нутро. Исчезла белесая даль, толпа превратилась в смазанное пятно, даже снег будто перестал падать. Вместе с Крассуром они оказались в каком-то чудном пузыре, что рождался сплавленным гласом монахов.

Самый ход времени остановился.

Столько раз Аммия присутствовала на церемониях и обрядах в Храме Звездного Пути, столько раз выслушивала воззвания к Шульду, но никогда это не выходило за рамки повседневной болтовни. Ни единожды Умирающий Творец не отвечал на их чаяния ни словом, ни знаком. Теперь же Аммия была уверена, что ритуал этот приготовлялся вовсе не для отвода глаз. Он настоящий.

Что на самом деле значит быть Хранителем Великого Света? Способна ли она? Выдержит ли? Аммия закрыла глаза и стиснула зубы. Должна выдержать. Но вдруг звездочтица обманула и в этом? Быть может, вовсе не к Шульду она обращает эти литания.

До слуха ее донеслось какое-то шипение, от которого глаза ее тут же распахнулись. Княжна уже слышала его давным-давно. Оно нашло себе место в песни и образовало новый, куда более зловещий звук, что вызвал приступ самых темных ее воспоминаний — память вернула Жердинку тому дню, когда она встретилась с порченым.

В горле пересохло. Аммия скривилась и хотела зажать уши, но руки больше не повиновались ей.

— Долго там еще?! — едва расслышала она нервный выкрик Крассура.

Доносившийся с востока шелест вскоре перерос в громкое дребезжание, от которого заходила ходуном сама земля. Тронутое пурпуром небо подернулось чернотой. Вместо рассвета в мир вновь явилась ночь.

Она способна этому противостоять. В прошлый раз получилось — у нее одной из всего города! Аммия постаралась отстраниться от звуков, уйти в себя, выровнить дыхание.

Жавшийся к ней Крассур не мог видеть того, что творилось на востоке, но все чувствовал. Он дрожал крупной дрожью и громко кричал; Аммия только теперь осознала, что еще может его слышать — пузырь ограждал их от взбесившегося шторма снаружи.

— Что происходит?! Заканчивайте это представление! Палетта! — рычал наемничий голова, но в голосе его проступал страх.

Крассур дернулся, толкнул ее локтем. Краем глаза Аммия увидала, что он высвободил меч из ножен, но оружие тотчас выскользнуло из его ослабевших рук.

За кругом монахов плотная масса людей встревожилась, подалась назад, но рев нарастал и пригибал ее к земле, словно ветер — колосья пшеницы. Это ворчал во сне Он.

Перед затуманенным взором княжны появилась фигура храмовницы. Палетта обратилась лицом к поднимающемуся над горами средоточию мрака и скороговоркой забормотала слова.

— Безымянный, Открывающий Тайны, Ступающий по многим мирам, грозен твой лик, страшен твой гнев, непостижимы помыслы твои, услышь меня, жалкую пылинку под твоими ногами, что скоро ступят на нашу землю!

Рев за куполом нарастал. Стенки его подернулись рябью, размылись.