Ведун - Александр Владимирович Мазин

Малец видел, как Дедко и наместник бодаются взглядами. И уже не боялся. Гордился хозяином своим: вот он каков! Даже наместник княжий у него не требует — просит.

Беспалая рука нырнула в суму, стукнула по столу тяжкая гривна.

— Добро, — кивнул Ругай. — Иди теперь. Понадобишься — позову.

— Зови, — уронил Дедко, поднимаясь. — Я приду.

— Силен перунов сын, — проворчал Дедко, когда они покинули воинский двор. — И осерчал сильно. Думал, не отпустит. Обошлось.

— Накажешь его теперь, за гривну-то? — тихонько спросил Малец. Привык, что Дедко никому не спускает.

И схлопотал подзатыльник.

— Дурной ты. Видел, как он гнев обуздал? Молод, а духом мне не уступит. Да и княжий он, не сам по себе. С таким дружить лучше, чем тягаться. Целее, — он помолчал немного и вдруг добавил: — А смерть он плохую примет. Но не скоро. На мой век его жизни хватит.

— А на мой? — пискнул Малец.

И заработал еще один подзатыльник. Несильный.

— До зимы доживи сперва, ледащий!

А в городе Мальцу понравилось. Интересно тут. Так что когда Дедко сказал, что, возможно, они останутся ночевать, Малец обрадовался.

Глава 5

Глава пятая

Этот двор был совсем рядом с подворьем наместника и размерами первому не уступал: шагов сто в поперечнике. Одну половину заняли возы, другую — люди и свиньи. Людей было больше, и шума от них было много. И еще много лошадей. Их поили, чистили, кормили… Еще по двору слонялись куры, то и дело с квохтаньем уворачиваясь от ног и копыт, и лежали две огромные лохматые собаки. Каждая — весом с Мальца, а то и поболе.

Учуяв Дедку, псы тотчас вскочили. Малец испугался и спрятался за ведуна. Знал: не любят псы Дедку. Сразу начинают брехать и яриться.

Эти, однако, не кинулись. Напротив, отбежали подальше, к раскрытым дверям конюшни, и уже там залились истошным лаем.

На лай этот, перекрывший прочий шум, из большого дома выглянул здоровяк с дубинкой, гаркнул на псов и, расталкивая народ, двинулся к ним с Дедкой. Глядел нехорошо и дубинкой по ладони похлопывал.

Дедко, понятно, не испугался. Даже не сказал ничего, только одежку слева приподнял немного, один из ножей своих показав. Тот, что для души.

С виду ведунов ножик не страшный. Чай, не меч, не секира боевая. Но — особенный. Те, кто силу чует, его ой как боятся. И поделом.

Этот, видать, чуял. Или понимал. Сразу попростел лицом, дубинку прибрал и с вежеством Дедке поклонился.

И обратно в дом ушел, слова не сказав.

Внутри было просторно и пахло вкусно: дымом и жаренкой. Люда было немного. Вдесятеро меньше, чем во дворе.

Дедко уселся и ему сразу понесли яства. И медовуху тоже. А Мальцу — воды ягодной. Тоже с мёдом, но не хмельной. Сладенькой.

Малец наелся, напился и уснул прямо на лавке.

… А проснулся от крика.

— Ты, колдун грязный, убирайся прочь!

Двое. Но кричал один. Дородный, с расчесанной на две стороны бородой, в богато вышитой рубахе.

Второй, большой, похожий на воя, только не вой, потому что тоже в рубахе, молча нависал над Дедкой и Мальцом.

А спал Малец, видать, не долго, потому что Дедко еще не докушал.

— Да ну? — Дедко окунул в мед ломтик яблока. — Почему это я грязный? Нынешним утром в речке купался.

Малец сел. Дедко этих двоих не боялся, и он не будет. Есть не хотелось совсем. Вот меду разве что…

— Пошел прочь, говорю! Тут тебе не леший правит, а княжий наместник! А я его человек!

— Ругаю, значит, служишь… — Дедко закинул ломтик в рот, огляделся… И вытер руку о рубаху второго, здорового.

Тот так удивился, аж глаза выпучились.

— Ругай — муж правильный, — как ни в чем не бывало продолжал Дедко. — Что до тебя, так тебя я не знаю… — И совсем другим, угрожающим голосом, здоровому: — Ты ударь меня, ударь. Враз рука отсохнет. — И снова прежним, ласковым: — Караван твой мне не мешает, да и люди твои. Я ж наверху спать буду.

— Я наверху спать буду! — завопил дородный. — А ты — в навозе за воротами. Пшел прочь! Эй ты! Выкини его отсель.

Это он — хозяину здешнему, который самолично им яства подносил, когда Дедко ему горсть серебра отсыпал.

— Уважь просьбу, колдун, — тон у хозяина просящий, но твердый. — Он — княжий человек и товары у него — княжьи. Всегда тут останавливается. А ты… — решившись: — Тебе я деньги твои верну, за то, что съел, возьму только.

— Вот же пиавки, — обращаясь исключительно к Мальцу, сообщил Дедко. — И поесть не дают, и денег требуют.

— Да ты уж сожрал… — начал хозяин двора.

И осекся.

И попятился от Дедкиного взгляда:

— Ты не понял меня, человек, — с угрозой протянул Дедко. — Мне тут хорошо сидеть. И спать мне у тебя хорошо будет. А по-другому — не будет. Потому что когда мне хорошо, тогда всё ладно, а когда мне плохо… — Дедко поднял палец с кривым сплющенным ногтем и нацелил на дородного: — Это значит, всем плохо. Всем. Ты меня понял, княжий холоп?

— Ну всё теперь! — выкрикнул дородный. — Не хотел по-хорошему, будет по-плохому.

И кинулся наружу. Большой — за ним.

— Зря ты с ним так, — злобно пробормотал хозяин двора. — Сейчас с гридью вернется и в поруб тебя! А мне от наместника — укор!

Дедко усмехнулся:

— Дерзишь. И за то будешь наказан, — сказал он. — Не твоя ль там женка? — Палец указал на молодку, прибиравшую со столов.

— Моя, а тебе…

— Со мной ночью будет, — перебил Дедко. — Соскучился я по бабьему мясцу!

И потянулся с хрустом.

— Да ты…

Вернулся давешний крикун. С ним — пара воев. Обоих Малец сегодня видел. Из тех, что отвели их с Дедкой к наместнику.

— Вот этот! — закричал дородный, указывая на Дедку. — Всыпьте ему да в поруб!

Вои глянули на Дедку… И остановились.

— Этого не будем, — пробасил тот, что постарше. — Батько велел