Голем. Вальпургиева ночь. Ангел западного окна - Густав Майринк

пунктуальность и умение держать слово у моего университетского друга со временем не усилились, а, наоборот, сошли на нет — малоприятное открытие. В дурном настроении я отправился домой, надеясь, что тем временем доставили телеграмму, которая что-то объяснит.

Целый час, почти до семи проболтался у выхода с перрона, смеркалось, почему-то я забрел в переулок, который вообще-то был совсем не по дороге домой, и вдруг нос к носу столкнулся с Липотиным. Случайно встретил старика антиквара, казалось бы, что тут странного? Однако его внезапное появление почему-то поразило меня, я застыл как вкопанный и ответил на его поклон довольно глупым вопросом:

— Как вы сюда попали?

Липотин удивленно поднял брови, но, конечно, прекрасно заметил, что я растерян, — на его лице заиграла саркастическая усмешка, которая всегда сбивала меня с толку.

— Сюда? — Он оглянулся по сторонам и пожал плечами. — А что такого особенного в этой улице, уважаемый? У нее только одно достоинство — она прямиком ведет от кофейни, куда я всегда хожу, к моему дому, причем с севера на юг, строго параллельно земному меридиану. Вам ли не знать, что прямая есть кратчайшее расстояние между двумя точками. Но вы, уважаемый меценат, похоже, предпочли окольный путь, и объяснение тут, по-моему, возможно лишь одно: вы забрели в этот переулок во сне, вроде как лунатик. — Липотин громко и как-то фальшиво засмеялся, но смысл его слов меня напугал.

Поэтому я, наверное, уставился на него с довольно встревоженным и глупым видом, прежде чем ответил:

— Во сне, как лунатик… Верно. Я… шел домой.

Липотин опять засмеялся:

— Вот чудеса! Далеко же лунатик может забрести, гуляя по своему родному городу. Если идете домой, сверните на следующем углу налево, дорогой мой… Да я вас немного провожу, если не возражаете.

Нелепая ситуация, подумал я с досадой, разом отбросил неуместную скованность и смущенно признался:

— Мне кажется, Липотин, я и в самом деле задремал на ходу. Вы очень кстати меня разбудили — спасибо. И… позвольте мне вас проводить.

По-моему, Липотин обрадовался. Мы пошли к его дому. По дороге он завел разговор о княжне Асии и сказал, что недавно она очень живо интересовалась мной, вне всяких сомнений, я пришелся ей по сердцу, — можете гордиться новым, весьма лестным завоеванием, сказал он с ухмылкой. Я запротестовал и постарался втолковать Липотину, что к такого рода «завоеваниям» не стремлюсь и никогда не стремился, но он, смеясь, замахал руками, дескать, не желает слушать возражений, а потом как бы вскользь, явно подтрунивая надо мной, заметил:

— Между прочим, о том копье княжна ни словом не обмолвилась. Вполне в ее духе. Нынче втемяшится ей что-нибудь, хоть из-под земли достань, а назавтра уж и забыла… Ох уж эти женщины! Верно, дорогой мой?

Признаюсь, мне сразу полегчало: виной всем недоразумениям причуды княжны!

А Липотин предложил в ближайшие дни сходить к ней в гости и добавил, что она, несомненно, будет очень рада видеть меня, княжна ведь рассчитывает на мой ответный визит, поскольку, не чинясь, первой явилась ко мне в дом. Раз с копьем все уладилось, подумал я, почему же не отдать визит, в конце концов, этого требует простая учтивость; по правде говоря, мне хотелось увидеть княжну и, кроме того, окончательно поставить точку в истории с копьем.

Тем временем мы подошли к дому, где находилась крохотная антикварная лавка с жилой комнатенкой Липотина. Я хотел попрощаться, но старик вдруг сказал:

— Раз уж вы меня проводили, знаете что? Я вчера получил посылочку из Бухареста, прелюбопытные вещицы… Да, все еще, понимаете ли, окольными путями приходит ко мне сюда кое-какой антиквариат из большевистской России. Увы, ничего по-настоящему ценного предложить не могу, но, мне кажется, вам было бы небезынтересно взглянуть на некоторые вещи из последней партии, они в вашем вкусе. Вы же никуда не торопитесь? Зайдите, буквально на минутку.

Я заколебался, ведь я шел домой, вообразив, что меня ждет телеграмма от Гэртнера, — как знать, не получу известия вовремя, и опять все пойдет вкривь да вкось, опять не встречу друга, но тут, вспомнив о своем напрасном ожидании на вокзале всего-то пару часов назад, я разозлился и, сгоряча отбросив все колебания и сомнения, поспешно ответил:

— Нет, не тороплюсь. Пойдемте!

Липотин уже вертел в руках ключ, похоже, допотопных времен; заскрежетали замки, и я, споткнувшись на пороге, вошел в мрачный сводчатый подвал.

Я не раз бывал в жилище русского антиквара, но всегда при свете дня. В тесной сводчатой каморке царило великолепное запустение, излюбленное романтиками. Из-за сырости и столетней плесени на каменных стенах, отравлявшей воздух подвала, ни один европеец не согласился бы здесь жить, но если бы условия были мало-мальски сносными, то, при жуткой нехватке жилья, которая началась после войны, Липотину вряд ли уступили бы даже эту мрачную нору.

Он щелкнул карманной зажигалкой и, светя себе слабым огоньком, стал рыться в углу. Из оконца, выходившего в переулок, проникал свет, но настолько слабый, что и мечтать не приходилось разглядеть отдельные вещи в темных грудах старого хлама. Крохотное пламя липотинской зажигалки мерцало и металось, казалось — пляшет блуждающий огонек над темно-бурым болотом, из которого там и сям торчат какие-то обломки, рамы, части наполовину засосанных трясиной вещей. Наконец с мучительным трудом разгорелся слабый огонек, осветив ближайшие предметы в углу, первым делом — служившую подсвечником статуэтку из тусклого стеатита[124]: жутковатого непристойного божка, сжимающего в кулаке свечку. Липотин стоял пригнувшись, видно, хотел удостовериться, что пыльный фитилек все-таки горит, а со стороны казалось, будто он втихомолку совершает некие таинственные церемонии, поклоняясь идолу. Потом в неверном, мерцающем свете он нашарил где-то на полке керосиновую лампу, и вскоре от ее огня, прикрытого зеленым стеклянным абажуром, по комнате разлился довольно яркий, уютный свет. До этой минуты я боялся пошевелиться, чтобы не своротить чего-нибудь в тесной, загроможденной комнате, теперь же вздохнул свободнее и даже пошутил:

— Чудо сотворения света у вас происходит, так сказать, в несколько приемов! В сравнении с вашим троекратным возожжением священного огня, который раз от раза набирает силу, прозаический щелчок современного электрического выключателя считаешь чем-то глуповатым и пошлым.

Хрипловатый, скрипучий голос Липотина откликнулся из угла, где он рылся в каких-то вещах:

— Совершенно верно, уважаемый! А если слишком поспешишь выйти из благотворной темноты, глаза себе испортишь. Вот вы, европейцы, от века все спешите к свету, все торопитесь…

Я не удержался от смеха. Опять оно, азиатское высокомерие, даже недостатки своей жалкой темной конуры на городской окраине старик ухитрился выставить как ни