Рассказы - Рэмси Кэмпбелл

ничего удивительного нет в том, что я имею склонность к вере в сверхъестественное». Итак, дом наводнен призраками собак или, как подсказывала мне интуиция, кошек, — но и что из этого? Это меня не беспокоило, а Хэзел даже ничего не заметила. Но даже если моя робкая вера и была последней модой просвещения, бегством от скептицизма, то все равно это не облегчали мне душу. Похожие на привидения кошки не могли иметь никакого отношения к голосу Хэзел, когда она ничего не говорила. Я чувствовал, что начинаю сходить с ума.

Приступ кашля заставил меня погасить сигару, я швырнул клочки бумаги с каракулями в камин и вышел в холл. Не успел я погасить свет в гостиной, как чья-то тень одним прыжком перескочила на лестничную площадку.

Безусловно, я не был в этом абсолютно уверен, но мне очень хотелось, чтобы это было именно так. Еле передвигая ноги и задевая каблуками ступени, я поднимался вверх по лестнице. На мгновение повторился мой кошмар: я поднимался по раскачивающейся лестнице, которая становилась все круче и круче, в то время как проемы между ступенями становились все шире и шире. На половине пути я уже задыхался от изнеможения или, может быть, от недостатка сна. А наверху неясно вырисовывались контуры каких-то теней. Не успел я на несколько дюймов прикрыть дверь, как бесформенная тень просочилась в комнату.

Я распахнул настежь дверь; Хэзел подпрыгнула на кровати. Я был в этом уверен, хотя не исключено, что это мне могло и померещиться: шутку со мной мог сыграть тусклый свет в спальне, исходящий от неярко горевшей лампы и создававший игру света и тени. Раздеваясь, я не спускал с нее глаз, и через минуту-другую она немного подвинулась. Теперь-то я уже был уверен, что, когда я вошел, она не спала, а продолжала притворяться. Я и не пытался проверить это; не сразу выключил свет и скользнул в кровать, продолжая размышлять: куда же делась тень?

Я проснулся с чувством облегчения. Краски комнаты предстали во всем великолепии, за окном листва ходила волнами и блестела на солнце. Когда дремота чуть отступила, я вдруг подумал, не отсутствие ли Хэзел вызвало во мне чувство легкости.

Спустившись вниз, я не пошел к ней. Я поплелся в темную гостиную и плюхнулся на маленький диванчик. Я принялся раздумывать, не испытываю ли я страха перед Хэзел… Разумеется, я не мог заговорить с ней о прошлой ночи. Глаза мои начали закрываться, а комната продолжала погружаться в темноту. По стенам снова поползли тени — казалось, вот-вот обои начнут отслаиваться или рваться под чьими-то когтями. Появилась полоска света — это вошла Хэзел с завтраком. Она заулыбалась, когда я вскочил; но я не поздоровался с ней. Гостиная, как и раньше, когда я вошел, была залита солнечным светом. Я понял, кого я мог видеть. В конце концов, дом находился под его ответственностью.

— Как ты? — спросил я, уставившись в кофе, и только лишь потом заглянул в лицо Хэзел.

— Прекрасно, дорогой. Не беспокойся обо мне. На твоем месте я бы сегодня хорошенько отдохнула.

Я не знал, произносила ли эти слова тень; но, как бы то ни было, намек на то, что я недееспособен, вызвал во мне приступ негодования.

— Я собираюсь отдохнуть пару часов с утра, — сказал я. — Если ты захочешь выйти из дома на некоторое время…

— Глупый, — ответила она. — Ты бы сам был недоволен, если бы обед не был готов.

Мои подозрения оправдались. Я не мог поверить в то, что она не воспользовалась бы возможностью убежать из дома. Я обрадовался, что не сказал, куда собираюсь. Мне удалось ее поцеловать, но при этом я забыл обратить внимание на то, не изменился ли вкус ее поцелуя. Затем почти бегом ринулся к машине. Чувствовалась приближавшаяся гроза. На секунду я пожалел, что оставил Хэзел одну, но я боялся возвращаться в дом. К тому же, вероятно, она уже была неизлечимо больна, и ее нельзя уже было спасти. Не глядя по сторонам, я добрался до окружной дороги и через полчаса уже был в агентстве по продаже недвижимости.

Я совсем забыл, что офис еще был закрыт. В кафе напротив я успел выпить чашечку кофе и выкурить пару сигарет, когда прибыл агент по продаже недвижимости. До этого я уже отрепетировал улыбку и приготовил свой рассказ. От него исходил какой-то терпкий запах, он подергивал свои седые усы чаще, чем он это делал при нашей первой встрече. Я уверял его, что всего лишь проезжал мимо, но все же он быстро снял кольца с руки и быстро спрятал их за конторку. Под конец я упомянул о шумной и словоохотливой паре, которая выходила из офиса, когда я входил, и постепенно перевел беседу на них.

— Да, отвратительно, — согласился он. — Должно быть, я не люблю людей. Уже давно я решил жить с кошками. Людьми и собаками можно управлять, но только не кошками. Вы никогда не сможете научить кошку исходить слюной от радости, выполнять ваши капризы.

— В нашем доме живут кошки? — спросил я.

— Вам что-то почудилось? — ответил он.

— Просто такие ощущения.

— Знаете, для меня нет ничего более страшного и ужасного, чем убить кошку, — сказал он. — Люди несимпатичны, хотя Освенцим и нельзя простить. Видно, нет ничего хуже, чем уничтожающий красоту человек.

— Что произошло? — небрежным тоном спросил я.

— Не буду вдаваться в подробности, — произнес он. — Ваши предшественники носились с навязчивой идеей о вредных животных. Одна-единственная мышь, — а они были убеждены, что дом ими наводнен. Естественно, в доме вообще нет мышей. У людей и кошек есть общая черта: внутренние побуждения могут завести их столь далеко, что они вовсе забывают о морали или теряют чувство реального.

— Продолжайте, — попросил я.

— И эти люди на время отпуска оставили пять кошек без еды. Идея заключается в том, чтобы, заморив кошек голодом, заставить их охотиться на мышей. Вот так глупо и жестоко. Каким-то образом дверь на чердак захлопнулась, и кошки оказались в западне. Когда по возвращении наши друзья открыли дверь, одна кошка выскочила из дома и исчезла навсегда. Остальные были найдены на чердаке разорванными на куски. Каннибализм.

— И, несомненно, — продолжил я, — в случае, если кто-то по натуре чувствительный поселится в доме… Или же в том случае, если кто-нибудь оставит невыключенной чувствительную электронную аппаратуру…

— Я не хочу показаться всезнающим, — в его глазах появилось выражение отчаяния. — Призраки кошек? Вот что я вам скажу. Люди недооценивают умственных способностей кошек только потому, что те отказываются обучаться