Мелкий писец - Олег Мамин

это общепринятая практика. В этой культуре нет традиции застолья в буквальном смысле, да и больших столов тоже. Гости рассаживаются около маленьких столиков по трое-четверо, а не за один длинный.

— Веди себя тихо, — всё, что сказал Саптах, не желая привлекать внимания.

Я даже подумал, что подмену сделали, чтобы буйный мелкий не опозорил почтенного отца семейства. Наверняка на этом месте он бы завопил «не хочу-не буду». Я его видел всего несколько минут, но и то понял, что он неуправляемый и избалованный. Может вести себя тихо только пока задница помнит отцовские шлепки.

Нет, вряд ли всё так оптимистично. Всё-таки я в опасности, так что не стоит терять бдительности.

Я сел, куда указала служанка. Рядом сидел попёрдывающий дед и молодой писец с палеткой на плече. К счастью, моё место ближе к писцу, то и дело морщащемуся. Даже созерцание танцовщиц не скрашивало соседства с вонючим стариком, который тоже пускал слюну на гимнасток. Буквально, не фигурально, она капает из беззубого рта и течёт по подбородку.

Тут нет вообще никого близкого ко мне по возрасту. Самые младшие — сверстники моего «брата», то есть молодые люди лет шестнадцати-восемнадцати.

Еда пряная, ароматная. Даже что-то похожее на кексы имелось, но я не спешил хватать еду со стола, помня, что не просто так здесь оказался.

Вот, например, сосед-писец взял кекс из большого блюда, съел его, а я подождал несколько минут, наблюдая за ним. Только потом взял из этого же блюда другой.

То же самое с вином. Сначала подождал, когда он и дед выпьют из своей чаши, и отпил сам только после того, как понял, что они не собираются пускать кровавые слёзы и пену изо рта (хотя старик пускает слюни).

Приятное вино даже по меркам будущего, но нет ему аналогов — густое, тягучее, терпкое. Не то что вечно прокисшее в жарком климате пиво. И без того оно горьковатое, так ещё не хранится долго.

Мясо беру без боязни, оно от общего куска — прожаренного барашка режут прямо здесь и разносят по столам.

Столовых приборов ещё не придумано, мясо полагается класть на хлеб.

Разговаривать со мной, мелкотой, никто не собирался. Да и у деда с молодым человеком вряд ли нашлись бы темы для разговоров. Именно поэтому они сосредоточили внимание на танцовщицах, а я рассматривал зал. Мал ещё пялится на взрослых тёть.

Прочие гости разговаривали, их рассадили более сбалансировано. Это моё место, похоже, для изгоев. Нефернен точно психанул бы.

Собекхотеп время от времени на меня поглядывал. А может быть, мне это кажется. По его свиному прищуру толком не понять, куда он смотрит. Саптах сидит спиной, так что не оборачивается. Они о чём-то оживлённо беседуют с хозяином и с тем нубийцем в жреческой одежде.

Кажется, у них какой-то спор, в котором четвёртый за их столиком не участвует. У него на шее золотая награда за храбрость в бою, так что не удивительно, что он не расположен на общение с нубийцем, пусть тот и натурализированный: причёска, одежда — всё, кроме цвета кожи, как у египтян. В принципе, боги истоков и порогов изначально должны быть из Куша, так что нет ничего особо удивительного, что жреца, знающего все правильные обряды, после захвата территории оставили прежнего.

Я от них далеко, да ещё лира тренькает и систры гремят, прямо тут, рядом, так что я не разбираю слов в общем мерном гуле.

Хм… А не в этом ли логика такой рассадки? Кому положено быть в курсе разговоров о важном, те сидят ближе и навострили уши. А персонажи типа меня даже если захотят ничего не услышат.

Сам не пойму, чем меня привлекли руки молодого писца, когда он отщипывал хлеб, чтобы положить на него мясо. Я ещё маленький, видимо захмелел, хоть и не пил много, опасаясь именно этого. Плохо соображаю.

Понял! Это руки не писца! Слишком толстые мозолистые пальцы.

Присмотрелся к деду. С ним тоже что-то не так! Но опять хмель не даёт понять, что именно.

Татуировки!

Египтяне их не любят. Точнее, мужчины-египтяне. Это исключительно женский вид уродования или украшательства себя. Женщины публичных профессий наносят на себя татуировки-обереги, охраняющие от сглаза. Например, танцовщицы и жрицы, чей наряд не может включать в себя амулеты. На танцующих сейчас есть несколько. А вот про мужские тату я не слышал. Не принято вообще.

Ливиец? Одно из оправданий презрения к ним — как раз татуированные тела. Но те сильно раскрашиваются, а этот довольно умеренно, я даже и не заметил сперва.

Слышал в будущем такую версию, что ливийцы, темеху, то есть светловолосые, смешались с тихену, смуглыми, и так появились первые египтяне. Не знаю, может и в самом деле в древности такие племена выделяли, но сейчас все, кто живёт на западе, именуются лебу, то есть ливийцы. Расисты-египтяне их не делят, по крайней мере, мне не известно. И не похож он на кого-то из этих племён. Местный он.

О! А ведь его татуировки похожи на те, что на танцовщицах. Так он, значит, менеджер этого шапито!

Ну, хоть с одним разобрались. А вот кто этот псевдо писец?

Всё прояснилось спустя несколько мгновений после того, как мне в голову пришла мысль, что это киллер.

Нубиец, сидевший за столом вместе с Собекхотепом и Саптахом, вскочил и закричал:

— Вы оба пожалеете!

Его возглас послужил сигналом к действию для… старика.

Он схватил меня за руку и скороговоркой зашипел что-то беззубым ртом, брызгая слюной. Возможно, я не был так уж не прав, когда предположил, что он из племени ребу, так как ни одного слова я не разобрал, кроме имени Нефернена и Сехмет.

Весьма иронично, ведь по общепринятой космогонии, она супруга Птаха, через посредничество которого во мне пробудили хека.

Я непросто так рассказываю об этом, ведь нет никаких сомнений, что этот человек колдун. Призывая имя покровительницы духов пустыни, насылающей болезни, моры и прочие эффекты проклятия, он попытался влить в меня какое-то деформированное, злобное, я бы даже сказал вонючее ка, собственно такое же, каким мне и показался этот старикан.

Так что никаких сомнений, что то, что он бормотал — это именно проклятие, имя Нефернена произнёс ради «прицеливания»: знание имени, рен, важная составляющая заклинаний. Так он сделал цель беззащитной перед воздействием.

Только вот никакой я не Нефернен. И более того, вряд ли даже Афарэх. Думаю, что моё истинное имя — это то, что дано мне при рождении не здесь,