Повести и рассказы - Джо Р. Лансдейл

Но не сегодня вечером.

Он нашел шапку Санты и снова надел ее.

Сегодня у него были другие планы.

* * *

Сначала он дал Баффи упаковку вяленого мяса. Она ела, как голодное животное. Каким впрочем и являлась. Он достал с полки миску и наполнил ее водой.

— Отныне это твоя миска, девочка. Завтра… Может быть, на следующий день я найду тебе консервы для собак в магазине.

Он взял еще одну миску, открыл банку чили и налил ее в миску. Скорее всего, он ее перекормил. Вероятно, ее вырвет. Но все было в порядке. Он уберет за ней, а завтра они начнут все сначала, более осторожно. Но сегодня Баффи заслужила особое удовольствие.

Он вышел, вытащил ёлку из грузовика, поставил ее и украсил украшениями двухлетней давности. Украшениями, которые он оставил на полу после того, как перебросил старое мертвое и высохшее дерево через забор. Эта пластиковая ёлка была меньше, но она прослужит много лет.

Он сел под ёлкой и нашел подарки жене и ребенку. Он отодвинул их в сторону, оставив завернутыми. Он открыл те, что подарили ему два Рождества назад. Все они ему нравились. Носки. Нижнее белье. Галстуки, которые он никогда не наденет. DVD с фильмами, которые он любил, и которые он смотрел, сидя на диване с Баффи, которая скоро растолстеет.

Он долго сидел, смотрел на свои подарки и плакал.

* * *

Используя для освещения веранду, в огороженном дворе он приступил к установке декораций. За забором зомби хватались за него, трясли и тянули, но он держался. Хороший забор. Чертовски хороший забор. Он верил в этот добротно построенный забор. А зомби не были хорошими альпинистами. Они не отрывались от земли, как будто что-то из того, что их оживляло, выскользало из них невидимыми потоками. Как будто они получили статус живых мертвецов от самой земли.

Это была долгая работа, и когда он закончил — поднялся по лестнице, прикрепил гирлянды, убедившись, что Санта-Клаус и снеговики находятся на своих местах, он вошел внутрь и включил все это.

Когда он вышел на улицу, двор был освещен красными, синими и зелеными цветами. Санта и снеговики светились, как будто они проглотили молнию.

Баффи стояла рядом с ним, виляя хвостом, пока они рассматривали свою работу.

Затем Кэлвин кое-что понял. Стало очень тихо. Забор больше не трясли и не тянули. Он быстро повернулся к зомби, стоявшим за забором. Они больше не держались за проволоку. Они не стонали. Они ничего не делали, кроме как смотрели, подняв головы к свету.

Там, в тени, свет едва касался их цветной бахромой, они выглядели счастливыми и удивленными, словно дети.

— Им это нравится, — сказал Кэлвин и посмотрел на Баффи.

Она посмотрела на него, виляя хвостом.

— С Рождеством, песик.

Взглянув вверх, он увидел странную вещь. Один из зомби, женщина… босая женщина в шортах и ​​футболке… молодая женщина, может быть, даже симпатичная не так давно… женщина, подняла руку, указала на свет и улыбнулась темными гнилыми зубами. Затем они все разразились звуком, похожим на удовлетворенный вздох.

— Будь я проклят, — сказал Кэлвин. — Им это нравится.

Он думал: Я выиграю. Я подожду. Когда-нибудь они все развалятся. Но сегодня они здесь с нами, чтобы разделить свет. Они — наша компания. Он достал изнутри пива, вернулся, пододвинул шезлонг и сел. Баффи легла рядом с ним. У него возникло искушение дать этим бедным существам за пределами забора несколько полосок вяленого мяса. Вместо этого он потягивал пиво.

Слеза текла по его лицу, когда он кричал мертвецам:

— С Рождеством, монстры! С Рождеством всех вас и хорошей ночи!

Перевод: Грициан Андреев

Звёзды падают

Joe R. Lansdale, "The Stars are Falling", 2010

Перед возвращением из мертвых Дил Эрроусмит шел в неверных лучах лунного света в направлении своего дома. Вокруг все было как будто знакомо, но в то же время неуловимо отличалось от того, что он помнил. Будто он вернулся в место, откуда уехал ребенком: вроде та же яблоня — но не такая огромная, та же трава — но гораздо выше, а вон там, где раньше был сарай, — небольшой холмик, под которым похоронена его собака.

Пока он шел, луна опускалась все ниже и становилась все тоньше, почти прозрачной, как дешевый леденец, который кто-то огромный слишком долго незаметно лизал. Через кроны деревьев начали пробиваться первые лучи восходящего солнца — они были кроваво-красного оттенка. На пожухлой зеленой траве пятнами лежал иней, он был и на более высоких сорняках, желтых, как спелая пшеница.

Дил шел и смотрел по сторонам, но перед его мысленным взором стояла совсем другая картина: он не видел ни Техаса с его дубами и соснами, ни глинистой дороги, что текла между деревьями, как струйка крови.

Он мысленно видел совсем другое: поле боя во Франции, длинный окоп, очень длинный и глубокий, и в этом окопе — тела, тела, тела… в крови, некоторые — с недостающими конечностями, кое-где — следы вытекших мозгов, лужицы которых напоминают разлитую овсянку. Отвратительное зловоние гниющего человеческого мяса, которое смешивалось с запахами дыма и не до конца развеявшегося газа и сопровождалось оглушительным жужжанием мух. Во рту появился отчетливый привкус горячей меди. Желудок свело в тугой узел. Деревья — словно тени солдат, направивших винтовки в его сторону, и на мгновение он готов был вступить с ними в бой, хоть давно уже не носил при себе оружия.

Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох и потряс головой. Когда снова открыл, зловоние пропало и его ноздри снова наполнили запахи раннего утра. Остатки луны таяли, как пластинка льда в воде. Пухлые белые облака неслись по небу, словно паруса, и тени от них скользили между деревьев и по земле. Небо стало пронзительно-голубым, с травы исчезли следы инея — это почему-то привлекло его внимание. Запели птицы, по траве заскакали кузнечики.

Он продолжал идти вниз по дороге. С самого начала он пытался вспомнить в подробностях, где был его дом, как он выглядел, чем пах, и главное — как он себя чувствовал, когда жил в нем. Пытался вспомнить жену: какая она, что он ощущал, когда был в ней, — вспомнить хоть что-нибудь, выудить какие-нибудь воспоминания с задворок памяти, но все, что ему удалось, — это мысленно увидеть женщину моложе себя, в прозрачном платье, которая живет в этом доме с тремя спальнями. Он не мог вспомнить, как она выглядит обнаженная, не помнил форму ее груди, длину ног. Будто это случайная знакомая, встреченная лишь однажды и мельком.

Когда наконец вышел с другой стороны рощицы, он увидел поле — там, где оно и должно