Фонарь Джека. 31 история для темных вечеров - Александра Рау

чего я ждал от такого… антиквара. Да она меня видеть не желает! – горько отвечает покупатель и ударяет по столу, отчего Коко испуганно взмахивает крыльями. Но он все равно не умеет летать. И покупатель злится, прекрасно зная, что уже ничего не изменить: не взлететь и не освободиться из клетки собственного разума.

– Так бывает, зато у вас теперь есть богатство. Разве я нарушил условия? За чужие сердечные приступы бедный антиквар отвечать не может, – обстоятельно говорит Змей Хаоса. Он выучил эту фразу наизусть, пусть и в разных вариантах. Но ведь он не лжет! Он не несет никакой ответственности за пороки людей, за их алчность и трусость. Их неумение ждать и по-настоящему любить.

– Ты! О-о-о, Змей! Это все мороки Самайна! О чем я тогда только думал?! – стремительно несясь к помешательству, восклицает несчастный покупатель, кидает артефакт на стол и навечно исчезает за дверью лавки, гулко звякая колокольчиком.

Змей Хаоса только пожимает плечами, бережно заворачивая кристалл с духом в замшевую тряпочку, как и полагается хорошему антиквару. Он привык. И ему даже весело. Когда древняя сущность не творит великое зло, она творит мелкое зло. Просто так, от скуки и фатализма, на правах антиквара.

– И девушку потерял, и бизнес теперь потеряет без духа-помощника. Своего-то ума явно не хватит. Вот так всегда, Коко, – печально улыбается Змей. – Ведь сами не знают, чего хотят. Вернее, хотят-то разного, но сразу и без усилий. Многие из вас, господа покупатели, старательно делают вид, что живут. Но жизни в вас не больше, чем в Коко. И не больше, чем во мне… Жизни как в чучеле говорящего попугая. Все мы в какой-то мере чучела, которые не могут остановиться в своем беге по кругу.

– Беспор-рядок! – опять повторяет Коко. Других слов, он, похоже, не знает и учиться не хочет. Покупатели тоже не учатся на своих и чужих ошибках. Казалось бы, в чем сложность? За многие века людская культура накопила немало книг, рассказывающих о столкновениях с загадочными продавцами редкостей. Но люди в своих заблуждениях упрямее нелетающих какапо.

– Какой же тебе беспорядок? Видишь! Я пыль протер, – смеется Змей Хаоса. – Эх, лучше бы ты говорил не «беспорядок», а «хаос». Так красивее звучит. А то был я Змеем Хаоса, а стал Змеем Беспорядка, так ты считаешь? Змей Беспорядка в антикварной лавке.

Он устало гладит любимую птицу. Коко взмахивает крыльями, принимая из рук семечки. Хотя им обоим не нужны ни еда, ни сон, как и всем неживым.

И лавка скрывается в тумане, а снова появится уже в другом месте, в другом городе. В граде разбитых надежд, одном из многих. Весь мир – такой град. Все миры.

И Змей Хаоса вновь напитается чужим горьким отчаянием. А потом заварит молочный улун, включит граммофон и сядет в кресло-качалку, наблюдая через витрину за копошением людей по ту сторону стекла.

– Беспор-рядок! – повторяет и повторяет Коко, а Змей соглашается, глядя на суетливых прохожих, несущихся по улице мимо витрины:

– Беспорядок, Коко… Мы все одиноки и напуганы этой жизнью. Мы не знаем, что будет дальше. И стараемся глушить это незнание работой и увлечениями. В сущности, все мы, хоть древний Змей, хоть мотылек-однодневка, не знаем, кто мы. И именно это пугает нас. Слышишь, Коко? О… да ты заснул.

И Змей Хаоса меняет картину за окном. Лавка перемещается в другое место, пристанище вечного покоя и бесконечной тишины.

– Смотри, Коко, весна настает, – восхищенно говорит Змей и глядит на распускающийся яблоневый сад за тонкой мембраной витрины.

Древней сущности хочется выйти наружу в облике антиквара и пробежаться по свежей траве. Но нельзя – таково его наказание за жадность. Антикварная лавка – черная дыра, в которой он заперт, пристанище вечной осени. Но Змей уже не думает о мести за свое падение. Лишь хочет прикоснуться к цветущим ветвям.

Но пока Змей Хаоса пьет ароматный чай и слушает пластинки, крутящиеся на старинном граммофоне. И весна наполняет расколотую душу умиротворением. Пожалуй, захват новых миров может подождать еще пару веков. Или пару тысяч лет. Ведь в яблоневом саду нет времени. Там всегда неизменная застывшая весна единственного счастливого мгновения, которое помнят солнечные призраки. И вечная осень безраздельной скорби[12].

А возможно, сад – это только сон старого антиквара. Возможно, ему и вовсе почудилось, что он когда-то захватывал миры. Реальность или иллюзия – какое это имеет значение? Ему хочется, чтобы сон о весне длился вечность.

В темный лес

Софья Соломонова

И чего меня только понесло в лес на ночь глядя?

День выдался каким-то совершенно бесполезным и бессмысленным, и так хотелось, чтобы хоть что-то в нем было приятное. Хотелось освежиться, выдуть из головы копошащиеся, как опарыши в дедовой банке для рыбалки, тревожные, тяжелые мысли. И я, недолго думая, нацепила на велосипед яркие фонарики, оделась потеплее и выкатилась навстречу городскому парку.

Я начала жалеть о своем решении, едва достигла опушки. День был теплым, и в воздухе всё еще висело обволакивающее марево. Жар поднимался от нагретого летним солнцем асфальта и волнами распространялся вокруг остывающих домов. Я крутила педали и подумывала снять ветровку, кожа под которой уже начала покрываться по́том.

Но всё изменилось, стоило мне подъехать к лесу. Из-под плотно растущих вековых деревьев на меня пахнуло холодом и влажностью. В лесу лето уже теряло свою власть. На границе парка, там, где шла вечная борьба между городом и деревьями, будто проходил водораздел. С одной его стороны теплая летняя ночь, с другой – промозглая, какая-то могильная влажность. Я поежилась. Даже в ветровке стало зябко. Но я не собиралась сдаваться и, застегнув куртку под горло, налегла на педали. В лесу было немноголюдно, но всё-таки я была здесь не одна. Фонари, заботливо поставленные вдоль главной аллеи, подсвечивали любителей ночных прогулок, шумные группки подростков и припозднившихся собачников.

Из слепой зоны у меня за спиной на огромной скорости вылетел парень на электросамокате. От неожиданности я резко дернула руль и едва не потеряла управление. Когда уже эти адские машины запретят? Городские самокаты в парк больше не пускали, но это как будто только подначивало любителей двухколесных орудий смерти покупать их в собственность.

Я постаралась успокоиться. Я поехала кататься, чтобы развеяться, не хватало еще и здесь беситься. Тем более ничего плохого не произошло.