Повести и рассказы - Джо Р. Лансдейл

Я сорвался и побежал. Меня заметили, потому что позади меня, из этих лиц без ртов, каким-то образом поднялся крик. Что-то вроде визга, как будто что-то медленно перемалывают под каблуком сапога.

Я слышал их, когда они мчались по траве за мной. Я слышал стук их ног о землю. Казалось, будто небольшая стая буйволов преследует меня. Я продирался сквозь траву вслепую. Однажды я оглянулся через плечо и увидел, что их больше, чем мне показалось. Их фигуры вырывались из травы, слева и справа, поблизости и в дали. Трава кишела ими, и их лица светились, как будто внутри их тонкой плоти были зажженные фонари.

Наконец-то нашлось место, где трава закончилась, и была только земля. Это было облегчение от удушливой травы, но это облегчение быстро прошло, потому что теперь я был полностью обнаружен. Спереди ко мне стремительно приближались еще какие-то лунные твари. Я повернулся и увидел позади себя остальных, которые были совсем рядом. Они начали бежать ко мне со всех сторон, они также приближались справа от меня.

У меня был только один путь: обратно в траву. Я так и сделал. Я бежал изо всех сил. Трава слегка накренилась, и я попытался взобраться на холм; холм, который я потерял из виду совсем недавно. Он снова появился, или, скорее, я на него наткнулся.

Мои ноги постоянно соскальзывали, когда я поднимался по ней. Я посмотрел вниз и в этом странном свете увидел, что мои ботинки скользят по гниющим кучам костей, покрытых жиром; земля была покрыта ими.

Я слышал, как за мной, издавался звук, который не может издать лицо без рта; этот ужасный скрип. Он был оглушительным.

Я был почти на вершине холма. Я видел, как колышется трава наверху. Я слышал, как она шепчется на ветру между криками преследующих меня, и как только я достиг вершины холма, я просунул голову сквозь траву и увидел поезд, и тут меня схватили.

Вот какая особенность: время от времени я вспоминаю и меня охватывает дрожь, те руки, которые держали мои ноги, были холодными, как арктический воздух. Я чувствовал их сквозь одежду, настолько они были холодными. Я пытался вырваться, но у меня ничего не получалось. Я упал, когда они схватили меня, цепляясь за траву на вершине холма. Она продиралась сквозь мои руки и пальцы, края были острыми, они резали меня, словно бритвы. Я чувствовал, как теплая кровь течет по моим пальцам, но все же я продолжал держаться за эту траву.

Оглянувшись назад, я увидел, что меня схватили несколько тварей, а собакоподобная фигура зажала челюсти на каблуке моего ботинка. Я также увидел, что эти твари были не совсем лишены черт; или, по крайней мере, теперь они приобрели одну всеобъемлющую черту. На их лицах, там, где должен быть рот, появилась щель, но она была невероятно широкой и усеяна зубами как у акулы, длинными и острыми, многие из них были кривыми, как плохо вбитые гвозди, и с пятнами цвета очень старого сыра. Их дыхание поднималось вверх, как метан из туалета, и жгло мне глаза. У меня не было сомнений, что они хотели меня укусить; и я почему-то знал, что если меня укусят, то не для того, чтобы разжевать и съесть, а для того, чтобы сделать меня таким же, как они. Я знал что мои кости исчезнут вместе с моими чертами лица и всем, что делает меня человеком, и я также понял, что эти твари раньше были сошедшими с поезда пассажирами, пограничными разведчиками, искателями приключений, землемерами и другими людьми, которые в свое время пересекали эти пустынные земли и оказались здесь, в месте, не только неизвестном на карте, но и неизвестном человеческому пониманию. Все это пришло ко мне и мгновенно наполнило меня ужасом. Как будто само их прикосновение открыло мне это.

Я отчаянно брыкался, вырывая каблук ботинка из зубастой хватки собакообразного. Я боролся. Я слышал, как зубы щелкали в пустом воздухе, когда я отбивался ногами. А потом над моей головой появилось тепло и сияние. Я поднял голову и увидел железнодорожника с большим горящим факелом, он размахивал им, тыча им в зубастые лица этих несчастных потерянных душ.

Они визжали и выли, шипели и стонали. Но огонь сделал свое дело. Они отпустили меня и отступили назад в волны травы, а трава снова сомкнулась вокруг них, как океан, поглощающий моряков. Напоследок я увидел, как собакообразная фигура нырнула в траву, словно морская свинья, а потом и она, и они исчезли, и свет тоже, и лунный свет потерял свою матовость и стал просто светом. Факел мерцал над моей головой, и я чувствовал его тепло.

В следующее мгновение я понял, что железнодорожник тянет меня на вершину холма, а я рухнул и дрожу, как масса желатина, разлитая по полу.

— Им это не нравится, сэр, — сказал железнодорожник, прижимая пылающий конец своего факела к земле, растирая его по гряз, чтобы затушить. Запах смолы пощипывал мои ноздри. — Определенно, им это совсем не нравится.

— Что это такое? — спросил я.

— Я думаю, вы и сами уже догадались, сэр. Для них нет какого-то определения, но мы с вами знаем, что они существуют. Однажды они коснулись меня, но, слава богу, я был только рядом с травой, а не в ней. Не так, как вы, сэр.

Он повел меня обратно к поезду и сказал:

— Мне следовало бы быть более настойчивым, но вы показались мне разумным человеком. Не тем человеком, который отправиться блуждать по траве.

— Я оказался не таким разумным.

— Это похоже на взгляд с другой стороны, не так ли, сэр? — сказал он. — Вернее, это взгляд на одну из многих сторон, как я подозреваю. Маленькие затерянные миры внутри нашего собственного. Поезд здесь часто ломается. Были и другие, кто покинул поезд. Я подозреваю, что вы встретили некоторых из них сегодня ночью. Вы видели, кем они стали, я так полагаю. Я не могу объяснить всех остальных. Странники, я подозреваю. Поезд всегда останавливается или ломается. Обычно он просто теряет ход. Может быть много причин, но он все равно теряет ход, и нам приходится подымать давление пара снова и снова. Всегда в это время ночи. Я запираю все двери на ночь, чтобы не пускать людей, если они проснутся. Я запираю общие пассажирские вагоны с обеих сторон. Большинство все равно не просыпаются, ни в это