ХТОНЬ. История одной общаги - Евгений ЧеширКо

Странно, несмотря на отвратительный вкус коньяка «по акции», мне было приятно пить его, сидя дома в компании хорошего знакомого. Неожиданно я даже почувствовал какое-то родство со своей комнатой. Не то чувство «норы», которое, наверное, было знакомо древним людям, когда они сидели в холодной, грязной и вонючей пещере и радовались, что они сейчас здесь, а не снаружи, где в любой момент какой-нибудь саблезубый ядовитый летающий мамонт может откусить им часть тела. Нет, совсем другое. Чувство границы собственного «Я». Наверное, у большинства людей этой границей является кожа, которая отделяет их нежные внутренности от сурового внешнего мира. Когда же человек долго живет один, то граница может расшириться до стен помещения, в котором он обитает, и каждый раз, возвращаясь домой, он будто бы вползает в свой непробиваемый хитиновый покров, как рак-отшельник, который лишь в раковине чувствует себя в безопасности. И чем дольше такой человек живет в одиночестве, тем сильнее он прирастает к своим стенам и тем сложнее ему впустить кого-то внутрь, ведь ему придется тогда делиться этими стенами-кожей с кем-то еще, отрывая их от себя. Впрочем, в моем случае вероятность такого развития событий была крайне мала. Сомневаюсь, что кто-нибудь в здравом уме захочет разделить со мной комнату в общежитии. Я никогда не воспринимал ее как свой дом, но сейчас мне было приятно думать о ней именно так.

Пока Коля увлеченно рассказывал невероятно интересную историю, как смешно его дочь срыгивает после кормления молочной смесью, я разблокировал смартфон и увидел непрочитанное сообщение от Али:

«Спасибо за классный вечер, но не надейся, что я забыла про желание».

Я хмыкнул, что Колей было расценено как признание его таланта рассказчика, и, воодушевившись, он приступил к следующей истории об ошибке при выборе размера подгузников и невозможности вернуть в магазин купленный товар.

«Прямо сейчас?» – отправил я сообщение, дополнив его двусмысленными смайликами.

«Пончик и баклажан? Нет, на еду я его точно не потрачу», – тут же пришел ответ.

Я хотел ответить что-нибудь остроумное, но в нетрезвую голову лезли только пошлости и банальности, поэтому я положил телефон на стол и откинулся на спинку стула, дожидаясь окончания эпопеи о возврате подгузников.

– Коль, а ты как с Натахой познакомился? – ювелирно ввернул я вопрос в секундную паузу между окончанием одной Колиной истории и началом следующей.

Я не ожидал, что такой простой вопрос может вызвать целую гамму эмоций на лице Николая. Причем сменились они так быстро, будто за моей спиной пробежал Гитлер в костюме клоуна – сначала Коля с легкой улыбкой отвел глаза в сторону, как это всегда делают, вспоминая что-то приятное, затем вдруг помрачнел и зачем-то посмотрел на свою раскрытую ладонь, после чего потянулся к бутылке, разлив еще по одной.

– Да как все… – махнул он рукой. – В клубе.

– Шахматном? – пошутил я и еще раз убедился в правильности решения не отвечать на последнее сообщение Али с таким уставшим чувством юмора.

– В доминошном, – выстрелил в ответ Коля из того же калибра. – А что?

– Да просто интересно. А до свадьбы долго встречались?

– Лет пять.

Я посмотрел на соседа, пытаясь оценить степень его восприимчивости к неудобным вопросам, но на лице Романова снова появилось стандартное добродушно-глуповатое выражение, по которому невозможно было определить даже время суток – от вечного недосыпания глаза Коли были перманентно красными.

– Скажи, Коль, – решился я, – когда ты делал ей предложение, ты же не думал, что все будет так, как сейчас?

Романов опустил голову и снова принялся рассматривать линии на своей ладони, проводя по ним указательным пальцем правой руки. Наконец он закончил практикум по хиромантии и поднял на меня тяжелый взгляд.

– А как сейчас? – глухо произнес он.

– Ну… ты же сам говорил, что…

– А что я говорил, Филипп? Что я тебе говорил такого, чего ты не сможешь услышать от любого женатого мужика? Что все надоело? Да, надоело. Порой выть хочется от этой гребаной семейной жизни. А ты думаешь, что у всех идеально? Да хрен там. Не бывает так, чтобы два человека жили вместе и никогда не ссорились. Что я тебе такого сказал? Что иногда развестись хочется? А ты думаешь, что только в моей голове такие мысли возникают? Да все женатые хоть раз в жизни, но об этом задумаются. Все! Спорю на бутылку коньяка, что даже Коротковы об этом думали.

– А ты две бутылки взял по акции?

Коля злобно посмотрел на меня и молча выпил.

Коротковы – это фамилия еще одних обитателей нашего этажа, а точнее – супружеской четы, проживающей в комнате номер 209.

Герман Ильич – невысокий круглолицый мужичок с аккуратно обрамленной редкими волосками лысиной ото лба до макушки, острым носом и всегда улыбающимися глазами. Всю жизнь он обучал школьников физике, но сейчас уже вышел на пенсию и поэтому подрабатывает учителем астрономии на полставки в той же школе. Герман Ильич в любое время года носит байковую рубашку в клетку навыпуск и синие спортивные штаны из коллекции времен московской Олимпиады. Он умеет быть вежливым, ненавязчивым и крайне добродушным, чем подкупает и тут же настораживает – в наше время люди с такими чертами характера являются либо психами, либо упоротыми фанатиками какой-нибудь глобальной антинаучной теории, которые своим добродушием сначала усыпляют бдительность, а затем мягко и непринужденно начинают вербовать расслабившегося беднягу в свою веру. Странно, но Герман Ильич ни на кого не бросался с ножом и даже Землю считал круглой. Тем не менее, в общежитии отношение к нему все равно было настороженное.

Вера Дмитриевна – не менее приятная женщина, уже приступившая к перевоплощению в бабушку. У нее шаркающая походка, по которой можно безошибочно узнать, что именно она, а не кто-то другой идет по коридору, неизменная шерстяная накидка на плечах и большие очки тех же времен, что и штаны ее супруга. Короткова тоже человек одной профессии – всю свою жизнь она отдала чужим детям, трудясь воспитательницей в детском саду. Наверное, поэтому имена всех своих знакомых она произносит исключительно в уменьшительно-ласкательной форме. Я, например, для нее – Филиппушка, а Коля Романов – Колокольчик.

На первый взгляд, это обычная семейная пара, каких много, но есть в них особенность, из-за которой большинство обитателей нашего общежития стараются их не замечать или даже делать вид, что это не люди, а какие-то иностранные шпионы, призванные раскачать устои нашего общества. Особенно упорно не замечают их одинокие женщины вроде Шапоклячки и женатые мужики вроде Геббельса. Дело в том,