Повести и рассказы - Джо Хилл

Нет. Я не готов был стать таким человеком. Я повернулся к полке и молча грохнул на стол разом все собрание сочинений Брэда Долана.

* * *

Свой последний роман Брэд Долан тоже посвятил матери. Это посвящение звучит так: Еще одна книга для моей матери, без которой я не написал бы ни единого слова.

Можно голову сломать, пытаясь понять, что это значит! Однако мне ломать голову не пришлось. Ибо в июне, через полгода после второй встречи с Линн Долан, я получил письмо из прошлого — письмо от мертвеца.

Адресовано оно было в Публичную библиотеку Кингсворда, «нынешнему водителю библиобуса». Брэд Долан застрелился в девяносто седьмом, вскоре после выхода в свет последнего романа — и все эти годы письмо хранилось в юридической фирме, управляющей его наследием. В своем завещании он указал, когда это письмо следует опустить в почтовый ящик — и день, и месяц, и год.

Дорогой сэр!

Большую часть сознательной жизни не перестаю думать о вас: кто вы, как живете, как вам удается на библиобусе Кингсвордской публичной библиотеки путешествовать в прошлое? Я ничего о вас не знаю — кроме того, разумеется, что вы добрый человек. Быть может, все остальное и неважно.

Впрочем, уверен, что мы с вами встречались. Каждый год, не пропуская ни одного, я выступаю с лекцией перед восьмым классом Кингсвордской средней школы. Так что, скорее всего, я уже смотрел на вас сквозь очки, а вы смотрели на меня (вполне возможно, ковыряя в носу и размышляя о том, когда же этот нудный старпер наконец заткнется).

Я пишу это письмо солнечным осенним утром. За окном гоняется друг за другом парочка жирных бурундуков: кажется, у них роман. Вам сейчас, должно быть, лет четырнадцать или пятнадцать, — а когда прочтете это письмо, будет уже за тридцать. Как видите, вы не единственный, кто умеет натянуть рогатку времени и пульнуть кому-нибудь в глаз!

Возможно, вас смущает моя смерть. Быть может, вы хотите знать, не потому ли я покончил с собой, что книги из будущего закончились, а с ними ушла и возможность плагиатить у самого себя? Неужели я действительно переписывал их, год за годом, строчку за строчкой, расчетливо оставляя приличные промежутки между публикациями? Начиная с самой первой — той, которую получил в 1966 году в провинции Де Нанг, почти одновременно с известием о смерти матери? А потом вернулся домой и нашел в шкафу, в картонной коробке, остальные двенадцать томов? Или, может быть, я, с пересохшим ртом и сильно бьющимся сердцем, долго разглядывал их обложки и названия, а потом, не читая, все спалил в камине? А какая разница? У меня была своя жизнь — и она почти закончена. У книг своя — и она продолжается. Но когда я сожму зубами дуло револьвера — через несколько дней или часов, еще не решил, — это случится не потому, что мне не о чем больше писать. Я не хочу больше жить, потому что тоскую по матери, и еще потому, что в 1975 году разбился на мотоцикле и сломал себе спину, и с тех пор меня мучают боли. А еще потому, что во Вьетнаме убил безоружную женщину — и не могу себе этого простить. Она пряталась под одеялом в темной комнате. Когда я ткнул в одеяло, вскочила, заорала, и я ее пристрелил. Подошел мой сержант, посмотрел на тело, вложил ей в руку гранату и сказал: все нормально, рапорт я напишу как полагается, тебя еще к награде представят. Вот так я стал героем войны. Вот почему три последних месяца не писал матери. Не из-за триппера. Кажется, где-то говорил про триппер, — так вот, это вранье. Вот почему уже тридцать лет сочиняю забавную ложь — потому что правда для меня невыносима.

По крайней мере, большая часть правды. Но есть и другая. Когда мама умирала, ей явился человек из будущего — и сделал так, что она умерла счастливой. Спасибо этой правде — благодаря ей я прожил куда дольше, чем собирался.

Я купил револьвер, я уже знаю вкус ствола, но еще не спустил курок. Каждый день хожу прогуляться. Иногда прохожу по парку, где по утрам в четверг останавливается библиобус. И каждый раз меня тянет зайти. Вдруг нам с вами найдется о чем поговорить? А еще, честно говоря, чертовски хочется узнать, что напишет после моей смерти Филип Рот. Может, поэтому многие из нас не торопятся расставаться с жизнью? Даже когда кажется, что все позади, — хочется прочесть еще одну увлекательную историю.

Надеюсь, у вас все хорошо. Желаю вам жизни, полной хороших книг и свободной от чувства вины. Увидимся как-нибудь?

С наилучшими пожеланиями

Брэд Долан.

* * *

Солнечным и жарким днем в середине лета, под неумолчное жужжание насекомых в кронах деревьев, я вошел в гараж через боковую дверь, а потом возился с автоматическими воротами, пока не сумел сдвинуть их с места. В бетонное помещение ворвался свежий воздух, и с ним аромат свежескошенной травы и маминых роз. Весь день до вечера я подметал, чистил, выносил мусор — и был счастлив. Подключил через блютуз колонки к телефону и слушал Джоан Баэз. Сильный, сладкий, полный надежды голос из тысяча девятьсот шестьдесят пятого летел ко мне, в двадцать первый век, и говорил, что я не одинок. Прошлое всегда рядом — так близко, что его можно услышать и подпеть, когда захочешь.

В гараже я нашел несколько коробок, которые, пожалуй, стоило отнести в библиотеку: в одной папина коллекция альбомов «Роллинг Стоунз», в другой книжки про Дэнни Данна, которые я читал мальчишкой. Мне пришло в голову, что вместе с ними можно вернуть наконец и мамин просроченный роман. Я стал его искать, но нигде не мог найти. Весь дом обшарил — книги Лори Колвин не было. Словно сквозь землю провалилась. Или… куда-то ушла.

Так что теперь я думаю: может быть, мама скоро зайдет ее вернуть?

Я готов увидеть маму. Подобрал пару книг, которые ей наверняка понравятся. И несколько поздних романов Филипа Рота отложил, на всякий случай. Никогда ведь не знаешь, кто заглянет к тебе в библиобус.

Я готов увидеть «Еще одно чудо».

А вы?

Перевод: Наталья Холмогорова

Все, что мне важно, — это