Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения - Джеймс Амбуэлл

дедушка бормотал о «запрещенных практиках», и «книгах, которые никто не должен читать», когда всплывало имя дяди Хирама, что было не очень часто. Каким бы ни был характер семейного скандала, дядя Хирам покинул Аркхэм, он переехал в Калифорнию и никогда не возвращался. Эти древние, прирожденные семьи Новой Англии, как вам известно, изобилуют скелетами в шкафу, старой враждой, вековыми скандалами. Кажется странным, даже извращенным, в наши дни таить обиду на всю жизнь, но мы гордый, упрямый, жесткий народ. Только большим упрямством можно объяснить тот факт, что мой дядя, как бы он не был раздосадован разрывом семейных отношений (даже с моей матерью, которая была его любимой сестрой), он фактически отказался от своей фамилии — Уинфилд — взяв вместо нее девичью фамилию своей матери — Стокели.

Во всяком случае, все это произошло задолго до моего рождения — до того, как моя мать вышла замуж за представителя семьи Филлипс, — и из-за этого, а так же того факта, что никаких связей не было между моим дядей и мной — я даже не подозревал, что упомянут в завещании дяди, и так же совершенно не интересовался его имением, хотя было общеизвестно, что он стал очень богатым, когда переехал в далекую Калифорнию.

Что касается элемента удовольствия, связанного с моим путешествием, он заключался в возможности возобновить дружбу с моим кузеном Брайеном Уинфилдом, единственным сыном моего другого дяди Ричарда. Мы впервые встретились, Брайан и я, совершенно случайно в Библиотеке Виденера в Гарварде в 1927 году. Я был отправлен туда моим работодателем, чтобы скопировать некоторые отрывки из определенной и очень редкой версии странного любопытного старого тома мифов и литаний, носящего название «Книга Эйбона», в этом случае Гарварду повезло, поскольку он обладал единственным известным текстом средневекового латинского перевода, сделанного греком Филлипусом Фабером. Молодой человек, сидевший рядом со мной, был веселым, веснушчатым, курносым парнем с взлохмаченными рыжеватыми волосами и дружелюбными голубыми глазами, он был полностью погружен в чтение медицинской книги с самыми отталкивающими иллюстрациями, какие только можно представить. Он отреагировал на вызов библиотекаря — «Уинфилд», и бросился вперед, чтобы потребовать достать другую книгу из хранилища для его внимательного изучения. Думая, что он, возможно, должен быть моим родственником, я позволил себе вольность представиться; позже, уже беседуя за кофе, мы заложили основы для прочной дружбы.

Брайан был лет на пять моложе меня и приехал на восток, чтобы учиться в медицинской школе, надеясь стать врачом. Мы привязались друг к другу с самого начала, оба были одинаково рады обнаружить, что мы были кузенами. Хотя мое пребывание было кратким, нам удалось продолжить наше дружеское общение по выходным и во время каникул. В этих случаях я приезжал в общежитие, чтобы навестить его, так как его отец заставил его поклясться, что он не рискнет приблизиться к Аркхэму ближе, чем земли города Бостон.

Это, конечно, не вызывало у меня особого неудобства, поскольку Бостон и Аркхэм находятся всего в пятнадцати милях друг от друга. Но через пару лет мои поездки в Бостон закончились, потому что Брайан вылетел из медицинской школы из-за какой-то смехотворной мальчишеской шутки и вернулся домой, чтобы снова жить со своим родителем. Позднее он изучал ветеринарию в колледже Тейт в Буфорде, уездном местечке округа Сантьяго, в котором расположен Дарнам-Бич, и стал лицензированным ветеринаром. Я полагаю, что это было довольно неожиданно для того, кто надеялся вылечить рак и получить Нобелевскую премию; или, возможно, его отец, обнаружив нашу тайную переписку, потребовал, чтобы она прекратилась. Во всяком случае, наш обмен письмами сошел на нет и умер. Редкая открытка на Рождество или дни рождения, вот и все.

До этого июня, когда внезапно и к моему удовольствию я нашел в своем почтовом ящике короткое, небрежно написанное его знакомым детским почерком письмо, в котором говорилось о смерти нашего дяди, и приглашение — фактически мольба — чтобы я приехал на запад для похорон. Меня не нужно было сильно подталкивать, и, поскольку доктор Лафам был готов отказаться от моих услуг на неделю или около того, я отправился в тот же вечер и купил билеты на вокзале, сообщив Брайану по телеграфу о времени моего прибытия.

Помимо удовольствия возобновить мое знакомство с Брайаном и семейного долга присутствовать на похоронах моего дяди, у меня также было несколько незавершенных дел, которые я должен был выполнить для доктора Лафама. В нескольких милях к северу от Дарнам-Бич, на побережье Южной Калифорнии, лежал город Сантьяго, в котором находился знаменитый институт тихоокеанских древностей Санборн. Примерно семь лет назад нам в Мискатоник нанес визит джентльмен по имени Артур Уилкокс Ходжкинс, помощник куратора коллекции рукописей в Институте Санборн. Этот серьезный и ученый молодой человек просил помощи у доктора Лафама и некоторых его коллег в распутывании древней тайны, о которой я не буду распространяться здесь, за исключением того, что это было связано с необходимым уничтожением редкого примитивного идола неизвестного мастерства, обнаруженного на Понапе несколько десятилетий назад. Владение этой своеобразной статуэткой, — получившей значительную известность в народной прессе под довольно мелодраматическим названием «статуэтка Понапе», — как было уже известно, свело двух известных ученых с ума, и, по словам самого Ходжкина, угрожала внести беспорядок в его собственный разум.

К моему большому удивлению, доктор Лафам совершенно серьезно отнесся к этим бредням, как и доктор Генри Армитадж, библиотекарь в Мискатонике. Эта их озабоченность по поводу потенциальной опасности для человечества в продолжении существования этой так называемой «статуэтки Понапе», вылилась в то, что они предоставили юному Ходжкинсу возможность ознакомиться со сказочно редкой копией мрачной, кощунственной древней книги под названием «Некрономикон». Мискатоник владеет и ревниво охраняет в закрытом хранилище единственную известную копию «полного издания», книги в западном полушарии.

Эта книга и несколько других томов подобной редкости и эзотерических знаний являются центральным источником информации, которой обладает мир о неясной, очень древней и запутанно широко распространенной доисторической мифологии, названной некоторыми «альхазредской демонологией», по имени арабского автора «Некрономикона», а также «Мифы Ктулху», по наименованию самого знаменитого дьявола. Следы культа Ктулху и других родственных культов и тайных обществ, посвященных поклонению трем сыновьям Ктулху — Гхатанотоа, Йтхогте и Зот-Оммогу, а также его сводному брату — Хастуру Невыразимому и другим богам или демонам с такими именами, как Тсатоггуа, Азатот, Ньярлатотеп, Даолот, Ран-Тегот, Ллойгор, Жар, Итакуа, Шуб-Ниггурат и т. д., сохраняются веками в дальних уголках мира и до сих еще не исчезли. Объединенные вместе в обширную секретную сеть, своего рода «оккультную преисподнюю», культы Ктулху и его приспешников