Не бойся меня - Дарина Александровна Стрельченко

и пропуски пар в течение месяца оформят по уважительной причине. Дело оставалось за малым: устроиться в «Известия». К счастью, сделать это удалось почти безболезненно. Да и весь внезапный побег из Москвы пока складывался как нельзя более удачно – если только не вспоминать о его причине.

В «Кавенецких известиях» Сашу помнили очень даже хорошо – с тех самых пор, как она проторчала в редакции все лето перед одиннадцатым классом, поначалу выполняя мелкие поручения и проверяя на запятые тексты не самых грамотных репортеров, а к августу – готовя свой первый материал в ежемесячный детско-юношеский разворот «Известий». С тех пор она поддерживала связь и изредка присылала редактору «московские очерки кавенецкой студентки». Так что в целом не было ничего удивительного, что встретили Сашу как родную: еще год с небольшим – и будет дипломированный специалист, да еще и «наша, землячка, а из Москвы решила на практику приехать в родной город».

Она трижды порадовалась, что все годы в универе хоть раз за летние каникулы забегала в редакцию, расположенную на втором этаже купеческого дома недалеко от центра. Здесь было уютно: тесные кабинеты, маленький холл, густой запах духов, цветов и кофе, а еще постоянное броуновское движение людей и бумаг. Кто-то вечно куда-то спешил, шел, летел; звонили телефоны, кто-то ругался или смеялся, в кухонном уголке то и дело спорили; всюду лежали кипы книг и газет, свежих и старых; стояли древние печатные машинки, списанные системные блоки, валялись коробки конфет, громоздились сломанные стулья, служившие иногда столами, на которых правили материал чуть ли не перед сдачей.

«Известия» выходили раз в неделю, дважды в месяц печатался «Пульс» – газета потолще, с более длинными обстоятельными статьями и художественными очерками. Иногда в «Пульсе» публиковали стихи, рассказы и эссе местных литераторов, там же время от времени выходили Сашины «московские очерки». Подборка ее стихов однажды тоже попала в «Пульс» к Восьмому марта – сегодня при мыслях об этом хотелось закатить глаза и спрятать лицо в ладонях.

В дополнение к «Известиям» и «Пульсу» в апреле выходил толстый «ККукольник», посвященный ежегодной Кавенецкой кукольной ярмарке, известной на всю страну. В «ККукольнике» печатали афишу мероприятий, рецензии на спектакли, интервью с мастерами-кукольниками, организаторами, коллективами… Еще совсем маленькой Саша прочла в «ККукольнике» отрывки из «Тенеслова» и «Серой мельницы»[28] – и с тех пор прониклась мрачной романтикой того и другого.

Поскольку на дворе как раз стоял апрель, к печати готовилось все разом: «Известия», «Пульс» и «ККукольник». В свете этого «Конечно, Саш, оформим практику, нам лишние руки очень даже нужны!» звучало более чем логично.

Собственно, в «ККукольник» ее и определили: очерк о молодежном кукольном театре «Кавычки-кавенечки», биографии знаменитых мастеров, связанных с историей города, выжимки из репортажей с прошлогодних ярмарок, отдельная статья, посвященная чревовещателю Ираелю, чей шатер должен стать изюминкой этого года, интервью с дизайнером декораций, анонсы, рецензии, читательский форум… Саше стало слегка тревожно от обилия заданий, но выбирать не приходилось; к тому же это было и правда интересно, позволяло окунуться в работу с головой и отрешиться от посторонних мыслей – что она, собственно, и сделала как можно скорей. Все в редакции звенело, спешило и стрекотало, кипел чайник, липкими пятнами засыхал пролитый кофе, увядали на подоконнике цветы, ломались компьютеры, горели сроки – и замотанная Саша почти не успевала думать ни о чем, кроме работы. Почти. Почти. Один только продавленный диван у окна, где можно было прикорнуть между выпусками, все в редакции старались держать пустым и в тишине. Иногда Саша засыпала на нем, и диван дарил сны без сновидений: мгновенные, легкие, после которых плыла голова, тянуло поясницу и путались в голове статьи и строки.

* * *

Спектакли Крылова – это талант, страсть к искусству и преданность своему делу. Восходящая звезда в мире кукольного театра, уникальный взгляд, непревзойденное мастерство – банальности обретают иной смысл, когда речь заходит об этом молодом кукловоде. Слова обретают глубину, силу и выразительность, меняются и обнажают суть – ровно так, как меняется привычный зрительный зал, стоит зажечься софиту и показаться над ширмой куклам.

Саша закончила статью о молодом кукловоде, который собирался приехать на ярмарку в этом году, отправила текст с пометкой fin редактору и закрыла ноутбук.

Ты до скольких сегодня?

Думаю, к шести управлюсь.

Пошли в Горький?

Саша подтянула исписанный планами, дедлайнами и идеями блокнотный лист. Проглядела его. Смяла в комок, швырнула в урну возле окна, улыбнулась и набрала:

Пошли.

Глава 3

«Горький»

«Цеплекс» действовал слегка пугающе. Порой Саше становилось так хорошо, что она забывала обо всем. Порой случались провалы, когда ей хотелось забиться в квартиру и не открывать никому-никому, затаиться в кладовке и молчать, как мышь, пока не пройдут годы. Порой Саша шагала по весенним, набирающим зеленую силу улицам Кавенецка и едва не плыла от наполняющих ее покоя, и счастья, и силы жизни, мурлыкая под нос:

– Зеленью, талью, могучим апрелем, клевером, мятой, травой у межи я прорасту через все этажи!

Так и сейчас, идя в «Горький», Саша весело рассматривала объявления на автобусных остановках, старые тополя, которые вот-вот сбросят в трещины асфальта липкие почки, больничный городок, граффити на стенах, вороньи гнезда и прилавок центрального обувного. Вдыхала мягкий, пыльный и светлый вечер, выхлопные газы и курево, листву и радость. Заглядывала в старые дворы, обходили ямы, мусор и торчащие куски труб.

Все это было так далеко от московского идеала, который она выстроила себе, уезжая учиться, но все это так ясно, свежо и отчетливо отдавало весенним счастьем, что ей не верилось. Казалось, что это сон. Казалось, что стоит проснуться – и все кончится. И она нырнет в прежний кошмар. Что делать с этим чувством, Саша не знала. Единственное, что она придумала, единственное, что помогало позволить себе просто жить, – закрывать глаза.

«До начала сессии, – сказала себе она. – А там посмотрим». Нельзя требовать от себя вечно следовать расписанию. Нельзя требовать от себя знания наперед и отсутствия страха. Саша не хотела и боялась загадывать дальше мая – и позволяла себе не делать этого, позволяла закрыть на будущее глаза. Все было так тихо, прохладно, апрельски-звездно в старом и милом Кавенецке, который не изменился, кажется, ни на грамм с ее детства. Это так успокаивало. Это было константой и утешением. Это было забвением и наркозом – грянувшие апрельские заморозки.

Готовя статьи для «Известий», Саша продолжала удаленно работать