Не бойся меня - Дарина Александровна Стрельченко

рябину, солнце, блестевшее на сухой, почти белой траве. Лошадей и маленькую беседку на краю поля, где они всем классом пили чай с сушками и конфетами.

– Хорошо было.

Вадим кивнул. Неожиданно добавил:

– Если бы поступила в Экон, точно бы была в студсовете. Председателем.

Саша засмеялась, с удивлением отмечая, что ей хочется смеяться часто и много, куда больше, чем раньше. Еще один эффект «Цеплекса»? Или, может быть, так выходит страх? Может, все стремится к естественному балансу и после недель кошмара чему-то внутри нее отчаянно нужно восстановить тишину, покой и свет?

Может быть.

– Ну… Как вышло, так вышло, – ответила она.

Вадим положил на тарелку третий или четвертый кусок пиццы.

– Точно не хочешь?

На сочном тесте поблескивали черные оливки, сладко пахло ананасом и сытно – сдобренным специями цыпленком. Саша вдохнула поглубже и почувствовала тошноту. Искоса оглядела зал.

– Уверена. Ты же знаешь, я мясо не особо…

– Ты ждешь кого-то? – внимательно посмотрев на нее, а затем тоже оглядевшись, спросил Вадим.

Саша вскинулась:

– Жду? Почему?

– Мне показалось, ты озираешься постоянно. Может, поближе к сцене хочешь? – Вадим оценил переполненный зал и пожал плечами. – Хотя вряд ли получится, наверное.

– Все в порядке, – автоматически ответила Саша.

Музыканты продолжали играть. Она прислушалась и подумала, что музыка напоминает ей что-то тревожное, похожее на закат у моря: солнце садится, сумерки становятся все отчетливей, все прохладней. Еще немного – и будет совсем не различить, где кончается вода и начинается небо. А потом станет не отличить даже море от берега. Саша поняла, что не хочет дослушивать эту мелодию до конца.

– Я сейчас. Извини.

Она выскользнула из-за стола и, протиснувшись между стульями, юркнула в туалет. Заперла дверь и привалилась к стене. Она только сейчас почувствовала, как напряжена. Плечи ныли, шея закаменела – будто она всю ночь просидела за ноутбуком, заканчивая статью. Хотя так и было вообще-то. Саша подошла к раковине, открыла заляпанный позолоченный кран и плеснула водой в лицо, стараясь не размазать тушь. Постояла, прижимая холодную мокрую ладонь ко лбу. Медленно и глубоко вдохнула, еще медленнее выдохнула.

Все. Хорошо. Все в прошлом.

Она вернулась в зал, не обращая внимания на музыку; пошла, не оборачиваясь, глядя только на Вадима: он не видел ее и сидел, рассматривая летнюю террасу за окном, водя пальцем по нетронутой Сашиной тарелке для пиццы. Вадим всегда казался ей симпатичным. Саша в который раз подумала, что останься она в Кавенецке, поступи в Экон – наверняка они все же начали бы встречаться. И наверняка это стало бы началом долгих и крепких отношений. Она никогда, ни разу за школьные годы не испытывала к Вадиму ничего сильнее симпатии. Но он был надежным, начитанным и спокойным, выделялся среди гогочущих мальчишек, которые норовили задрать юбку или оттянуть лифчик, никогда не стебался и всегда был готов прийти на помощь. Так что, поступи она в Экон… Но думать об этом бессмысленно: прошлого не вернешь, да и все равно она поедет обратно в Москву. Не прямо сейчас; спустя какое-то время. Она же не будет вечно сидеть здесь, запуганная. Но пока она тут, почему бы не…

Саша нахмурилась, а потом усмехнулась своим мыслям. Приложила ладони к щекам, надеясь, что не покраснела. Что за чушь лезет в голову.

– Не скучал? – Она спросила это, чтобы просто обозначить свое возвращение, не допустить неловкого молчания. Но Вадим ответил – быстро и вполне серьезно:

– Скучал.

Пауза все-таки наступила – но, к счастью, ее почти сразу нарушил официант, подошедший с кофе и брауни.

– Ваш латте. Ваш брауни.

– Я не зака…

– Это я заказал тебе, – сказал Вадим. – Мне неудобно есть, когда ты вообще ничего не ешь.

Официант отошел, Саша нарочито сердито глянула на Вадима исподлобья.

– Сколько я тебе должна?

– Давай без этого, а? – У него зазвонил телефон, и Вадим отвлекся, но тут же перевел взгляд с экрана обратно на Сашу. – Друг зовет на «Тень бога огня»[30]. Не хочешь с нами?

– А… куда? – глуповато спросила Саша. Как будто в Кавенецке было больше одного кинотеатра.

– В «Кукушку». Через сорок минут.

Она посмотрела в окно. Тьма густела, сверкал снег. Уже загорелись гирлянды на террасе, поблескивали фонари.

Нет, она не будет вечно сидеть тут запуганной.

– Пойдем. Только я маме напишу.

Саша достала телефон и открыла почту, чувствуя, как замирает все внутри и желудок делает сальто в ожидании нового сообщения. Но голосовых не было. Не было вообще никаких сообщений, только рассылка от экологического движения. Саша выдохнула, испытав громадное облегчение, – словно сняла туфли на высоком каблуке, в которых проходила весь вечер.

Мам, я с Вадимом в кино. Не теряй. Напишу, во сколько закончится.

– Может, поешь все-таки пиццу, а? Фильм два часа идет.

* * *

– Напиши, как придешь домой, – попросил Вадим, когда три часа спустя они стояли возле арки у входа в ее двор.

Саша усмехнулась.

– Я почти дома, Вадим.

– Ну… ты все равно напиши, – сказал он. Кивнул и отошел в тень.

Глава 3–1

Я жду тебя на краешке карты

Самым сложным было найти место в твоем вагоне – забитом девочками-спортсменками, с тремя пожилыми ворчливыми женщинами в самом конце и несговорчивой жадной проводницей. Но… разве это могло стать препятствием. Я лежу на верхней полке, глядя на тебя, и почему-то представляю поле – из песни «На краю карты» твоей любимой «Моей нервной». Это название группы очень подошло бы тебе самой.

Ты сидишь, откинувшись на пыльную стенку, виском упираясь в край сетчатой полки, сцепив руки, сжав губы, напряженная, испуганная до края, – раз уж побежала сквозь ночную Москву, полетела сквозь ночной лес в одиночку на темном поезде… А мне представляется поле маков и колокольчиков, ласковое солнце, поднимающееся над далеким лесом, и ты, бегущая босиком по траве. В косы вплетены алые ленты, и красный узор горит по подолу и рукавам сарафана.

Я вышью защитные знаки,

Я спрячу горячие волны,

Зажгу золотые огни.

Не тронут коварные маки,

Не холодно будет, не больно,

И мы здесь одни,

И мы здесь одни,

На краешке карты одни.

Но у тебя нет кос, и мы не в поле, а в поезде. За окном качаются обрубленные деревья, несутся товарные поезда с углем и щебнем, лесом, металлом и зерном, цементом, мукой и мазутом. Несутся сквозь ночь, через Ховрино, Зеленоград и Клин, через Тверь, Окуловку и Великий Новгород, через