Хозяйка сгоревшей усадьбы - Гульнара Черепашка

* * *

Молодая женщина судорожно всхлипнула.

Иногда она думала, что лучше бы отец порол ее все три года. В свои шесть она еще не была способна на притворство. Да и ум ребенка в шесть лет гибче, чем в девять. Тогда для нее порка не стала бы таким потрясением.

Глядишь, за три года она привыкла бы к розге. Привыкла — и не боялась бы до дрожи во всем теле.

Вспомнила, как жалела лучшую подругу — Агнес. Та всегда была прямолинейна и непримирима. За что частенько бывала порота.

Она отказывалась идти по тому же пути, что и Фиона — создавать видимость кротости и послушания. Выполнять требования беспрекословно. И нарушать правила лишь тогда, когда наверняка знала — не попадется. И не будет обличена и наказана.

В итоге… кажется, права была Агнес, а не она, Фиона. И, чтобы понять это, ей понадобилось два десятка лет!

Всхлипывания перешли в истерический смех.

Святой Иероним, она точно не в себе! Опасливо оглянулась на дверь. Не доведи Творец, кто-нибудь зайдет и увидит, в каком состоянии хозяйка. Точно вызовут лекаря и уложат в постель. Она подошла к двери, повернула два раза ключ. Едва ли Ронан захочет зайти, чтобы попрощаться перед отъездом. Все, что хотел, он ей уже сказал. Что до слуг — она занята бухгалтерскими записями, и нечего ее беспокоить!

Вернувшись на место, она захлопнула книгу и сдвинула ее к краю стола. Ткнулась лицом в сложенные на столешнице руки и снова разрыдалась.

Она даже в истерике побиться не может, не опасаясь, что кто-нибудь увидит!

И вот ради этого она старательно лепила из себя достойную леди, которой будет гордиться отец? Которой будет довольна семья и муж?

Фиона научилась виртуозно врать и притворяться. Скрывать свои истинные мысли, чувства и желания. Исполнять свои капризы так, чтобы никто не заподозрил ее в чем-то дурном.

Усмехнулась, вспомнив, как качала головой Агнес, узнавая о ее проделках.

Или как изумлялась, когда принимала в них участие. В этих случаях наказание миновало не только Фиону, но и ее. И она изумлялась этому — как и тщательной разработке планов, благодаря которой обеим удавалось выйти сухими из воды. Да что там сухими — она всегда все обставляла так, чтоб никому из взрослых в голову не пришло обвинить ее в чем-либо.

Агнес всегда пренебрегала осторожностью.

К неизменному изумлению Фионы. Даже поразительно, как девочки сумели подружиться. Должно быть, их сблизила общая для обеих бунтарская натура.

Познакомились девочки, когда обеим было по двенадцать. По удивительному совпадению их семьи в одно и то же время приехали на побережье и сняли две виллы по соседству.

При первой встрече девочки друг другу не понравились. Агнес обозвала Фиону унылой тихоней. Та в ответ лишь фыркнула. Она-то знала, какова она на самом деле!

Пару недель они демонстративно фыркали и воротили носы друг от друга.

Точнее — фыркала и воротила нос Агнес. Фиона, задетая за живое, при каждой встрече изображала бурную радость и принималась щебетать. Ее забавляло, как вытягивается лицо у новоявленной знакомой.

Все переменилось в один из дней, пару недель спустя после знакомства.

Оказалось, что у обеих девочек имеется привычка удирать, чтобы тайком искупаться в море. Юным леди не пристали такие развлечения: плавание — удел мальчишек. Ведь кому-то из них, возможно, придется служить во флоте. Или плавать морем по делам. А зачем плавать девочке? Всякому мало-мальски здравомыслящему человеку ясно: для этого нет ни единой причины!

Фиона и Агнес столкнулись в воде, в отдалении от берега.

Агнес, не иначе, решила — несносная соседка решила проследить за ней. Да так увлеклась, что заплыла следом в море! Наверное, от досады ей отшибло сообразительность. Иначе сама бы подумала: ну, дойти-то до берега, если шпионишь, можно. А как по воде-то поплывешь⁈ Добропорядочной леди не пристало плавать, как рыбе. Даже если она занята благим делом — высматривает нарушительницу порядка.

От досады, наверное, Агнес и свело ногу. Фиона-то ничуть не удивилась, приметив ее неподалеку! Разве что ее озадачило, как они обе исхитрились прийти купаться одновременно и не заметить друг друга.

Так или иначе, Фионе пришлось вытаскивать ее. Агнес могла раздражать ее сколько угодно — но она не могла позволить той утонуть на ее глазах! Задача оказалась не из простых. Ей бы ни за что не вытащить Анес, если бы та не взяла себя в руки и не начала помогать ей, подгребая к берегу. Когда девочки, фыркая и отплевываясь от воды, выбрались-таки на камни, сил у ни у одной из них не осталось. Только это и помешало им рассориться по привычке в очередной раз.

А в мирной беседе выяснилось, что Фиона — не такая-то и тихоня. И правила она нарушает почаще, чем считающая себя бунтаркой Агнес.

С того дня и началась их дружба, которая продлилась на долгие годы. Даже во взрослой жизни, ведя совершенно разный образ жизни, они остались подругами. Да что там — их дружбе Фиона была обязана своим замужеством! Правда, трудно теперь сказать — на счастье свое или нет.

Глава 2

Первый выход в свет у подруг состоялся в одно время — ранней осенью, когда в столице начинался сезон балов. Обеим было по семнадцать.

И в первые же недели утонченной изящной дебютантке Агнес повезло. Во всяком случае, все вокруг считали это везением.

Что там говорить — стройная брюнетка с тонкими чертами лица, пухлыми губками и миндалевидными темными глазами, опушенными длинными черными ресницами — Агнес невольно привлекала к себе внимание. Мало оказалось мужчин, которые не попали бы под ее чары. Даром, что самой Агнес мужское внимание к гиенам горным не сдалось. Она не была рада ни восхищенным взглядам, ни предложению руки и сердца, полученному от молодого барона Ронана Гревилля.

Родители Агнес без раздумий дали согласие. Агнес была в ярости.

Родители юной дебютантки были в недоумении. Они искренне почитали себя людьми весьма прогрессивных взглядов, и дочку растили без чрезмерной строгости.

Неволить Агнес выгодным замужеством, устраивая дела рода Брейнстоун, отец девушки не собирался. Да его дела и так шли вполне себе неплохо.

Однако Ронан Гревиллль был завидной партией! К тому же он был молод, хорош собой — одним словом, реакция дочери повергла лорда Брейнстоуна в крайнее недоумение. И он уже был близок к тому, чтобы вслед за дочерью впасть