Из пункта А в пункт Б - Владислав Григоревский

– Чей голос? Что ты услышала, Надя? – мне снова пришлось трясти её.

– Не знаю! Что происходит? Где я? – крик заполнил зал.

Надежда вскочила, и словно испытывая шестое чувство, начала озираться по сторонам. Она почувствовала угрозу и сделала шаг ко мне, будто ища защиту. Но было уже поздно.

– Голос прошипел мне…

Последние её слова оборвал выстрел. Тело Нади бросило ко мне в объятия.

Который раз за вечер я забыл как дышать. На меня смотрели глаза, которые покидала жизнь. Она вытекала тонкой струйкой из уголка пухлых губ. Ещё одна смерть по моей вине.

Аккуратно уложив тело на пол, я вскочил и выхватив пистолет направил его на Сапофи.

Он стоял в нескольких шаг за спиной Нади и злорадно улыбался, когда нажимал курок. Если бы я мог заметить его чуть раньше и попытаться спасти её, оттолкнув. Но нет, этот ублюдок оказался хитрее и быстрее меня в сотню раз.

Один за другим выстрелы снова наполнили зал своим пронизывающим звуком и запахом боевого пороха.

А он стоит. Почему? Я до боли сжимал рукоять револьвера. А всё тело дрожало от напряжения. Но он, всё также улыбаясь, смотрел на меня. В его глазах читалась издёвка и уничижительное отношение ко мне. А я никак не мог понять, почему он не падает. Расстояние такое, что, даже завяжи мне глаза тряпкой, промахнуться невозможно. Может быть, мне разрядили пистолет, пока меня не было? Появилась такая мысль в моей голове. Но выстрелы и запах. Холостые? Черт побери, да, ведь на его пиджаке видны дырки от пуль! Бронежилет, осенило меня, и рука плавно начала целить в голову этому мерзавцу.

Мои губы расплываются в улыбке, только от одной мысли как пуля вышибает все мозги из головы Сапофи, и его мертвое тело, которое я пренепременно пну, падает с глухим звуком на пол.

Но в тот момент, когда спусковой крючок был уже нажат, вместо привычной отдачи я почувствовал как мою голову разрывает боль.

– Опять головная боль? – будто вдалеке слышится голос Сапофи.

Часть вторая «К свету»

Глава 1

Я стою посредине некогда своего кабинета. И всё моё внимание поглощено стеной. На ней линии, живя и играя с моим воображением, являли мне различные картины. Ужасные, прекрасные, но всё чаще непонятные. Да, порой эти линии и их изгибы замирали и могло показаться, что это обычная стена, просто с плохой отделкой. Но как же можно было так ошибаться. На ней не было никаких линий, ни живых, ни каких-либо других. Да и стена ли это?

Скорее передо мной было огромное зеркало. Черное, с миллионами ручейков, трещин, что разбежались по всей его площади, поделив на тысячи зеркал разных размеров. И если смотреть на него прямо, сконцентрировавшись на одном его кусочке, то ничего не будет видно. Чернота этого зеркала, будто черная дыра, втягивала в себя всё то, что можно было отразить от своей гладкой поверхности. Но если глянуть в него мимолётно, буквально, посмотреть боковым зрением, не пытаясь что-то увидеть. То, тут то, всё самое интересное и начиналось. Каждый кусочек, даже самый крохотный, вплоть до пылинки показывал всё, что попадало в поле его видимости. Происходящее здесь как будто записалось в память зеркала и транслировалось без остановки. Оно не могло показать, что творится сейчас, в данную минуту, но то, что когда-либо попало на его отражающую поверхность осталось там навсегда.

Я стоял и, не всматриваясь, смотрел историю своего пребывания здесь. Вот тут – мой первый визит к своему другу, где мы мирно общаемся, ещё не спустившись вниз, и я ещё не узнал того, о чем не хотелось бы знать вовсе. Здесь – наша беседа с ещё живым Никитой. И так каждый день, каждая минута, что была проведена мной возле этой стены из зеркала. Но чем больше я видел, тем больше не мог вспомнить. Мне не доводилось в этом кабинете играть в шахматы с Александром. Вдвоем в одно время мы были тут лишь раз. А здесь – от куда-то взялась моя бывшая супруга. И ещё, и ещё какие-то люди. Столько событий и лиц, чего явно не было здесь. И если каких-то незнакомцев я бы мог и забыть, то как объяснить эту картину? Я сижу в кресле, а рядом на полу, что-то рассказывая мне, сидит моя бабушка. И это при том, что мой возраст не изменился, а она молода. Этого никак не могло произойти, если учесть, что она умерла, когда мне не было и двенадцати. Зеркало ошибается? Или снова хочет меня втянуть в капкан миражей. И чем больше я вижу, тем больше того, чего я не могу вспомнить. Зеркало являет столько событий, сколько и не уместится ни в одну жизнь. И в каждом таком событии обязательно фигурирую я.

– Как думаешь, если ему дать пинка, он заметит нас? – за моей спиной послышался мелодичный девичий голос.

Резким движением я обернулся. Хотя, на самом деле, мне так только показалось. Я просто переместил внимание со стены себе за спину. Вся комната едва заметна колыхнулась, как в моменте, когда кружится голова. Глаза потеряли фокусировку и всё показалось мутным. Попытки протереть их не увенчались успехом. У меня просто это не получилось. Я захотел было тряхнуть головой, но и этого не вышло. При этом, мне казалось, что всё получается. Но любое движение, которое я выполнял, чувствовалось лишь в моменте его действия, а после завершения приходила ясность, что, ровным счётом, ничего не было. Я начал махать рукой перед лицом и даже почувствовал движение воздуха, но стоило лишь опустить руку, как я переставал её чувствовать. И так со всем телом. Плюс ко всему, я видел комнату целиком, всю сразу. Моё боковое зрение охватывало все триста шестьдесят градусов вокруг меня. И именно поэтому мне стало сложно фокусироваться на чем-то одном. Всё плыло, я будто кружился вокруг себя и не мог остановиться.

– Я помогу. – ускоряя свои вращения, услышал я мужской спокойный голос, который тоже доносился словно со всех сторон.

В глазах потемнело, меня как будто ударило током. То самое чувство, когда твоё тело не движимо, но изнутри тебя всего трясёт. И благодаря этому у меня получилось остановиться и, собравшись с силами, сконцентрироваться. Чувства приходили в норму и, хотя я и продолжал видеть всю комнату, теперь была возможность смотреть прямо, не отвлекаясь по сторонам.

А передо мной стояли двое. Молодой статный брюнет средних лет смотрел на меня своими карими глазами. В них чувствовался покой и доброжелательность. Одет он, правда, был странно. Рубаха и штаны серого цвета, черные сапоги из грубой кожи и поверх плеч наброшен плащ тёмно-синего цвета. Он был похож на путника, что провел в лесах средневековья не одну неделю. Хотя и выглядел чисто и опрятно. Слева от него стояла совсем молодая девушка, на вид ей можно было дать лет семнадцать, не более. И одета она была во всё белое. Белая рубашка с золотой шнуровкой была аккуратно заправлена в белые кожаные штаны, которые обтягивали её длинные, стройные ноги, обутые в такие же белые сапоги на высоком каблуке. Точеную талию украшал золотой ремешок, на котором слева крепились белые ножны, украшенные золотыми рунами. В них таился небольшой меч, навершие рукояти которого украшал человеческий череп. Белые волосы, словно из серебра, были собраны в пучок на затылке, из основания которого опускалась длинная коса. И лишь её глаза, ярко голубого цвета, выбивались из всего этого бело-золотого ансамбля.

В их лицах не чувствовалось угрозы, наоборот, они излучали добро и тепло. Мужчина, слегка улыбаясь, по-отечески смотрел на меня, тогда как его спутница скорее изучала меня с каменным лицом.

– Поначалу будет тяжело свыкнуться