Повести и рассказы - Джо Р. Лансдейл

— Такая красивая, — сказал мальчик. — И совсем без одежды.

Коутс опустил на него взгляд. Десять, максимум двенадцать, в кепке и потрепанной одежонке, туфли такого вида, словно черкни еще раз по асфальту — и развалятся.

— Как тебя зовут, сынок? — спросил Коутс.

— Тим, — ответил мальчик.

— Полностью.

— Тим Тревор.

— Ты ее так и нашел? Рядом никого не было?

— Я шел здесь домой.

Коутс выключил фонарик и обернулся к мальчику в темноте.

— Это же тупик.

— Там есть лестница.

Коутс снова включил фонарик, ткнул в сторону, куда показывал мальчик. В конце переулка была стена из красного кирпича, и к ней в самом деле прислонена металлическая лестница, до самого верха.

— По крышам лазаешь?

— Да, сэр, с другой стороны тоже лестница, опускается на улицу. Я шел туда и тут увидел ее.

— Родители знают, что ты гуляешь допоздна?

— Нет у меня родителей. Со старшей сестрой живу. Но она работает, так что, сами понимаете…

— Ты сам по себе?

— Да, сэр.

— Побудь здесь. Я схожу к таксофону, потом отпущу тебя домой.

Коутс повел по переулку детектива Галлоуэя, пока перед ними скакал луч фонарика. Коутсу казалось странным, что они идут смотреть на женщину во льду, а сами пропотели насквозь. В Лос-Анджелесе стояла жара. С гор собачьим дыханием неслись ветра “Санта-Ана”. Из-за них становишься липким, хочется вылезти из одежды, добраться до океана и окунуться.

Когда она дошли до замороженной женщины, Галлоуэй произнес:

— И правда лед.

— А ты не верил?

— Верил, но думал, ты что-то напутал, — ответил Галлоуэй. — Так чуднО, вот я решил, может, ты перепил.

Коутс усмехнулся.

— Странное родимое пятно, — заметил Галлоуэй. Коутс кивнул.

— Я и не знал, что делать, то ли это в убойный, то ли в отдел нравов, то ли Бог уронил кубик льда.

— Многие мужики не отказались бы подкинуть такой кубик себе в коктейль, — сказал Галлоуэй.

Лед начал таять, и ангел слегка пошевелился.

Галлоуэй изучил тело и сказал:

— Вряд ли она сама залезла в эту глыбину, так что, думаю, дело для убойного.

Закончив бумажную работу в участке, Коутс вернулся домой и поднялся по скрипучей лестнице в квартиру. Квартира. Звучит куда солидней, чем есть на самом деле. Внутри Коутс разделся до трусов и по привычке пошел в туалет с пистолетом в кобуре.

Пару лет назад, пока Коутс спал на диване, в квартиру вломился обкуренный грабитель. Завязалась драка. Незваный гость завладел пистолетом, и хотя Коутс его обезоружил и забил этим же пистолетом до бессознательного состояния, с тех пор по комнатам ходил только вооруженным. Из-за горького опыта и, как говорила бывшая жена, психологических проблем.

Усевшись на толчке, который угрожающе закачался, Коутс задумался о женщине. Это не его проблема. Он не детектив. Он не расследует убийства. Но все время на толчке, в душе и даже в кровати он думал о ней. Как она там оказалась? И кто мог подобное удумать — заморозить тело в глыбе льда и бросить в темной подворотне? Ну и щенячий след. Он его тревожил, как зудящий расчес.

Для сна было слишком жарко. Он встал, налил на кухне воды в стакан, вернулся и плеснул на простыню. Открыл пару окон на улицу. Стало громче, но прохладнее. Снова лег.

И тут он вспомнил.

Собачья лапка.

Он сел и поискал штаны.

В центре, в морге, ему из-за стойки приветственно помахал ночной дежурный. На Боуэне был белый халат в красных разводах, похожих на кровь, но не кровь. Перед ним в коричневой бумаге лежал недоеденный сэндвич с котлетой и кетчупом. В руках он держал журнал про вестерны. При виде Коутса отложил его на стол, продемонстрировал зубы.

— Эй, Коутс, в ночную работаешь? Без формы? До детектива, что ли, дослужился?

— И не близко, — ответил Коутс, задвигая шляпу на затылок. — Я не на работе. Как чтиво?

— Ковбои побеждают. Что, больше заняться нечем, кроме как приходить в такую рань и глазеть на мясо?

— Женщина во льду.

Боуэн кивнул.

— Да. Чертовщина какая-то.

— Ее нашел пацан. Потом, позвал меня, — сказал Коутс и в общих чертах обрисовал ситуацию.

— Как она там оказалась? — сказал Боуэн. — И на черта?

— Если б знал, — ответил Коутс, — был бы детективом. Покажешь тело?

Боуэн выбрался из-за стола и Котус последовал за ним. Они прошли через очередные двойные двери и оказались в комнате с большими ящиками в стене. Пахло дезинфектантом. Боуэн остановился у ящика с номером 28 и выдвинул тело.

— Нам еще с одним мужиком пришлось выдалбливать ее ледорубами. Можно было бы оставить ее на тротуаре, и она бы сама оттаяла. Да хоть в задней комнате со сливом. Но нет, вызвали нас срочно доставать. Всю руку себе отбил, до сих пор болит.

— Не оправдывайся, — сказал Коутс. — Рука у тебя болит от совсем другого дела.

— Очень смешно, — ответил Боуэн и погладил голову под простыней.

Простыня была влажная. Там, где она прижималась к голове, груди, лобку и ногам, были темные пятна.

Боуэн стянул простыню, сказал:

— Первый раз такую красоту вижу, и, естественно, она мертва. Везет же мне.

Коутс посмотрел на ее лицо, такое безмятежное.

— Покажи дальше, — сказал он.

Боуэн стянул простыню ниже коленей. Коутс вгляделся в родимое пятно. Собачья лапка. Когда он увидел ее впервые, она что-то напомнила, но тогда он еще не разобрался. А теперь был уверен.

— Как будто щенок грязной лапой наступил, — заметил Боуэн.

— Уже опознали? — спросил Коутс.

— Пока нет.

— Тогда могу помочь. Ее зовут Мегдалин Джексон, если только она не вышла замуж и не сменила фамилию. Возраст — где-то двадцать четыре.

— Ты ее знал?

— Еще в детстве, более-мене, — сказал Коутс. — Скорее, знал я ее старшую сестру. Родимое пятно, где я его видел, — вспомнил, только когда вернулся домой. У ее сестры было такое же — куда меньше, но похожее, повыше. Я не сразу понял, потому что это явно не старшая, Эли. Слишком молодая. Но потом вспомнил про младшую, и что ей теперь должно быть как раз около двадцати четырех. В то время она была всего лишь мелкой соплюшкой, но логично, что она унаследовала такое же пятно, что у Эли.

— Говорят, копа ноги кормят, и в этом случае буквально.

— Этот лед, — спросил Коутс, — уже видел что-нибудь похожее?

— Не-а. Так-то мы уже находили в подворотнях пару девочек. Но не в глыбах льда.

— Понятно, — сказал Коутс. — Ну, я все.

Боуэн натянул простыню, спросил:

— Ладно, я могу сообщить, кто она, раз ты