Красный бубен - Олег Владимирович Попов

Книга про алхимиков неожиданно пригодилась и помогла разобраться в материале.

Георгий Адамович выписал из книги Кохаузена, что необходимо приобрести для того, чтобы встретить излучение. Тигли… реторты… пробирки… треножники… свинец…

Исписав полтора листа, он задумался. Все это можно купить. Но как сделать так, чтобы оказаться в нужное время в нужном месте? С чего начать? Допустим, он деревню нашел… Но где он жить-то там будет?.. «Ну, скажем… приехал я в деревню… а дальше? Палатку там, что ли, ставить посреди картофельного поля?.. Может быть, там есть гостиница?» Георгий Адамович отмахнулся от этой городской мысли. «А если я поселюсь у какой-нибудь бабушки-старушки, невозможно будет заниматься подготовкой, уж очень это все подозрительно на деревенский взгляд…»

Неопределенность не нравилась Дегенгарду. Она сбивала тонус. Быт никогда не был сильной стороной интеллигенции. Интеллигенция справедливо чуралась бытовых вопросов, считая их областью материальных предметов, которые не заслуживают внимания. И Дегенгард так считал. Но когда дело доходило до чего-нибудь такого, как теперь, он терялся. Может быть, потому русская интеллигенция постоянно и проигрывала все битвы. Битвы всегда происходили на бытовом уровне. Вот если бы они происходили на уровне духа – интеллигенция всем бы накостыляла.

3

В коридоре никого не было. Георгий Адамович вытянул руки вперед и поприседал. Захотелось в туалет. И он туда пошел.

Туалет в музее мало чем отличался от вокзального. В нем дурно пахло, постоянно текла вода, ломались бачки, а стены, выкрашенные мрачно-зеленой краской, были исписаны похабщиной.

Дегенгард прошел в кабинку, поставил ноги на приступки и сел орлом. На двери была нарисована женщина с разбросанными ногами, под ней написано: «Еби меня, как я тебя».

«Ужас! Какой ужас! Этих людей научили писать только для того, чтобы они портили стены!»

Хлопнула дверь. Зацокали дамские шпильки по кафельному полу. Георгия бросило в жар. Неужели ошибся дверью? Расположился в дамской комнате? Да нет же! Там был уриноприемник! Да и кабинка эта ему давно знакома. Дегенгард посмотрел на картинку и кивнул.

Скрипнула дверь. В туалет вошел кто-то еще. Явно не женщина. Мужская поступь.

Бум-шлеп! – увесисто шагали тяжелые ботинки. – Бум-шлеп!

– Ты где? – прошептал мужской голос.

– Здесь я, – отозвался из соседней кабинки женский.

Дегенгард схватился за ручку двери. Он узнал голос главного бухгалтера Вероники Александровны Полушкиной.

– Где? – переспросил мужской голос, дверь в кабинке Дегенгарда дернулась. Дегенгард замер, он узнал и мужской голос. Водитель Витя Пачкин.

– Здесь я.

Скрипнула дверь. Щелкнул шпингалет.

– Вот ты и попалась, – зашептал Пачкин.

– Ты поставил меня в безвыходное положение.

– Типа раком?

– Только потому, что ты такой примитивный, я позволяю тебе так говорить.

Зашелестела одежда.

– Все-таки в туалете как-то не так.

– Везде тебе не так – в машине не так, в подвале не так, в подъезде не так, на чердаке не так! Не пойму, чего ты хочешь!

– Пахнет нехорошо.

– У нас в деревне, маманя где моя живет, в коровнике знаешь какая вонь? Это, я так считаю, хорошо проверяет чувства. Если можешь с парнем в таком говнище, значит точно любишь. И наоборот, у мужика, если он бабу не любит, в таком месте никогда не встанет как следует. А у меня смотри как воздвигнулся. Как у Ленина.

– Почему у Ленина?

– Так говорят…

– Ой, Витюша, понежнее!..

Полушкина застонала. В стенку заехали локтем.

Георгий Адамович боялся вдохнуть-выдохнуть. Он испытывал сложные чувства. У него у самого с Вероникой Александровной кое-что было. Однажды она попросила показать ей самые выдающиеся экспонаты из запасников. Дегенгард повел ее в подвал и там как-то само собой это случилось. Он показывал ей Рубенса с обнаженными фигурами сатиров и наяд. Это так на них подействовало, что они сорвали с себя одежды и кинулись друг другу в объятия. Еще несколько раз Вероника приходила в подвал. Они беседовали за высокое искусство, а заканчивалось интимом. Потом Георгий Адамович испугался, что это зайдет слишком далеко, а он не хотел изменять своей жене, которую очень уважал. Несколько раз Дегенгард сказался занятым, а потом как-то само собой это прекратилось. Он подумал тогда, что Полушкина нашла кого-то еще. Но прогнал эту мысль как недостойную.

И вот теперь он сидел в не очень приличном месте и думал не очень достойные мысли.

Ноги затекли, и Георгий Адамович, так и не докончив того, зачем пришел, стараясь не шуметь, встал, прислонился спиной к трубе и скрестил на груди руки. Было гадко. Всю жизнь Дегенгард старался думать о людях лучше, но люди не оправдывали его ожиданий.

В соседней кабинке пыхтели.

«Вот что нужно женщине! Ей не нужно Рубенса, ей нужно, чтобы ее завели в туалет и грубо изнасиловали над толчком!»

Из проржавевшего сливного бачка за шиворот Дегенгарду капали холодные капли. Мокрая рубашка прилипла к спине.

«А что, собственно, я здесь делаю? Почему я должен терпеть это свинство? Почему я не могу немедленно выйти и хлопнуть дверью? Почему?»

Дегенгард схватился рукой за шпингалет, но тут услышал вот что:

– Фух!.. Вот я про маманю вспомнил, – сказал Витя, – и меня разобрало так… Сердечно разобрало… Давно я у мамани в деревне не был… Эх… Сволочь я… Забыл я маманьку свою и свой Красный Бубен… – За перегородкой шмыгнули носом.

4

Мог ли Георгий Адамович предположить, что, сидя на толчке, он услышит о том, что стало для него средоточием всех помыслов и надежд? Иной раз судьба выкидывает такие штуки, что и поверить-то невозможно. Когда слышишь о подобных совпадениях, думаешь: врут, так в жизни не бывает… Обычно не бывает. Но иногда бывает. Очень редко.

Георгий Адамович находился на распутье. У него было несколько вариантов. Можно – бесшумно выбраться из туалета. Можно – специально чем-нибудь загреметь и напугать извращенцев. «Какого черта я должен проявлять деликатность к тем, кто совокупляется в сортире?» Или – пересидеть любовников, подождать, пока они уберутся. Этот вариант казался самым простым и правильным. Пачкин мог пригодиться, несмотря на то что он такая свинья. Но у Дегенгарда затекли ноги и противно прилипала к спине мокрая, холодная рубашка… Кроме того, возможно, и не придется прибегать к помощи этой гориллы – появились кое-какие мысли.

Он покинул туалет и решил пройтись по улице, подышать воздухом и дать рубашке просохнуть.

– Игорь Степанович, – сказал он, проходя мимо Хомякова, – я на полчасика.

– Сигарет мне купи, – попросил Хомяков.

– Ага.

– Денег дать?

– Потом рассчитаемся.

5

Такого мая Георгий Адамович давно не помнил. Еще неделю такой погоды – и зацветет сирень. Дегенгард любил сирень. Ему нравились эти душистые ароматные цветы. Такие простые и трогательные, что, прикоснувшись к ним, сразу чувствуешь – жизнь вечна. Он читал в одной исторической книге, как один голландский специалист, попавший в Россию при Петре Первом, впервые увидев сирень, сравнил ее с гиацинтом. Голландец считал, что сирень является варварской разновидностью гиацинта, которая растет на дереве. Дегенгард не мог с ним согласиться. Он неоднократно спорил про себя со своим историческим оппонентом и приводил разные кудреватые соображения в духе Жан-Жака Руссо, почему сирень ни в чем не уступает и даже превосходит западноевропейский цветок. Дегенгард прокручивал в голове десятки доводов, подтвержденных цитатами, стихами и картинами.

Георгий Адамович присел на лавку у фонтана. Снял пиджак, положил на колени. Солнечные лучи ласково грели спину. От рубашки поднимался пар. У фонтана играли дети. Маленький мальчик перегнулся через бортик и таскал за веревочку пластмассовую лодку. Другой макал в воду железный грузовик. Студенты со студентками пили пиво. Девушки сняли туфельки и освежали ноги в фонтане. Парни громко смеялись глупым шуткам. Доносились обрывки их бессмысленных разговоров.

Дегенгард щурился на весенний пейзаж и думал: «Неплохая бы могла получиться картина, если бы мастер приложил к ней свою кисть. Еще бы убрать отсюда кое-что лишнее… Например, студентов с пивом или хотя бы пиво».

От мыслей отвлек пенсионер с палкой, грузно опустившийся рядом. Он снял устаревшего фасона фетровую шляпу, обмахнулся и надел опять. Когда-то такие шляпы