Призрачный рассвет. Прикоснуться к тебе - Лина Каптейн

сдавался оппа. — Он мне как брат. Мы практически всю жизнь вместе. Я что угодно сделаю ради него, и моя сестра тоже. Хотите, мы кровь сдадим на донорство? Просто позвольте нам его увидеть. Мы будем вести себя, как мыши, и сделаем все, что попросите. Правда, Аня?

Я согласно кивнула. Однако врач продолжал смотреть на нас с недоверием.

— Давайте отойдем, — обратился к нему Сашка.

Тот согласился. Они оба сделали несколько шагов по коридору ближе к окну и поговорили пару минут, но ни я, ни Елена Владимировна не слышали, о чем именно.

— Разрешил, — улыбнулся брат, когда вернулся к нам.

— Правда? — сначала не поверила я.

— Да. Сначала я пойду с вами, — он обратился к Елене Владимировне. — А потом мы с Аней поменяемся.

— Хорошо, — удовлетворенно отметила она. — Сейчас я расскажу вам, что можно делать, а что нельзя.

— И как ты это провернул? — поинтересовалась я у брата, когда он вышел из двери реанимации.

— Что именно? — переспросил он.

— Сделал так, чтобы нас пустили.

— Дал денег, — шепнул Сашка мне на ухо.

— Ты что! — воскликнула я чуть громче, чем следовало.

— Тебе шашечки или ехать? Это был единственный способ. Скажи спасибо, что вообще удалось договориться.

— Ладно, — выдохнула я. — Куда мне идти?

— Сначала прямо, потом вторая дверь справа, — ответил Сашка. — Егор там неплохо устроился, у него всего один сосед. Кстати, выключи телефон.

Я выполнила его просьбу, а потом переступила порог отделения, вспоминая рекомендации Елены Владимировны: общаться тихо, не трогать оборудование, не подходить к другим пациентам, беспрекословно слушать персонал больницы.

На входе я обработала руки антисептиком и пошла вперед по светлому коридору, стены которого были облицованы кафелем. Найти нужную дверь не составило труда. Я открыла ее и через небольшой предбанник попала в палату.

Несмотря на дневное время, здесь ярко горели люминесцентные лампы. Из трех коек две оказались заняты. Ближе к двери под легкой простынкой лежал какой-то старик, окруженный приборами, которые пищали на разные лады. Средняя койка пустовала, а кровать у окна загораживала ширма. Я сразу поняла — Егор находился именно там.

В комнатке, отделенной от палаты большим окном, сидели две медсестры и наблюдали за пациентами. Я прошла мимо них к окну, заглянула за ширму и действительно увидела Егора. Не призрака, а живого Егора. Очень бледного, осунувшегося, с загипсованными ногой и рукой, выглядывающими из-под покрывала.

Глаза его были закрыты, а рот — наоборот приоткрыт. Он будто спал, и только паутина трубок и проводов, подключенных к аппаратам, напоминала о том, что на самом деле он застрял между жизнью и смертью. Одна из трубок выходила из его горла. Еще одна, поменьше, — из носа. А провода вели к рукам и голой груди. Стоявший рядом монитор показывал пульс и кардиограмму.

Я помнила Егора совсем другим.

От увиденного вдруг стало дурно. Колени дрогнули, и я схватилась за подоконник, чтобы не упасть.

— Анечка, присядь.

Мама Егора уступила мне стул перед кроватью больного, и я мешком опустилась на него, не в силах больше стоять на ногах.

Может, не стоило приходить сюда? Может, это была ошибка?

— Все хорошо. Ты только дыши глубже, — сказала Елена Владимировна, склонившись надо мной. — Когда впервые увидела его таким, тоже не сразу пришла в себя.

Она взяла меня за руку, и я закрыла глаза, пытаясь набрать в легкие больше воздуха. Когда дыхание наконец-то восстановилось, я вновь взглянула на нее и тихо произнесла:

— И как же вы справились?

— Я просто сказала себе, что нужна моему сыну. И нужна сильной. Что не время разводить истерику. Вы с Сашей и Кириллом тоже ему нужны. Конечно, врачи, медсестры и санитары делают все возможное, за что им низкий поклон и огромнейшее спасибо. Работать здесь — адский труд. Они бьются за каждого, не важно, мэр он или бомж. Но и поддержка друзей пойдет Егору на пользу.

— Вы думаете, ему от этого правда легче?

— Да. Врачи говорят, он становится стабильнее. К тому же я со своей стороны пытаюсь помочь сестрам. Или, по крайней мере, стараюсь им не мешать, — Елена Владимировна слегка улыбнулась.

Я вновь перевела взгляд на Егора. Монитор у кровати показывал повторяющуюся картинку сердечных сокращений. Возможно, присутствие близких действительно не вредило. Но влияло ли оно на призрачного Егора? Приходил ли он в больницу в часы посещений или мог ощутить что-то на расстоянии?

Моя рука потянулась к его левой руке, но в нерешительности застыла в воздухе.

— Можно? — спросила я, обернувшись к Елене Владимировне.

— Конечно, — кивнула она.

Получив согласие, я взяла ладонь Егора в свою. Она оказалась едва теплой и почти такой же жесткой, как в тот вечер на балконе, — мозоли от игры на гитаре не могли пройти за неделю в больнице. Я надеялась, что получится согреть его руку, и призрак тоже это почувствует.

— Анюта, я очень рада, что ты сегодня пришла, — сказала вдруг Елена Владимировна.

— А? — Я снова обернулась к ней.

— Ты такая хорошая девушка. Если бы Егор только обратил на тебя внимание, я была бы за него совершенно спокойна.

— Елена Владимировна, мы просто старые друзья.

Мне резко стало жарко, но, к счастью, медицинская маска спасла от неловкости, и мама Егора ничего не заметила. Неужели она рассматривает мою кандидатуру на роль невесты своего сына?

— Вот и я о том же. Вы знакомы с детства. Мне всегда казалось, что вы прекрасно смотрелись бы вместе… Если бы не появилась Диана, — ее красивое лицо на мгновение помрачнело.

— Они ведь расстались полгода назад, — вспомнила я.

— И к лучшему. Она ему не подходила.

— Но их считали идеальной парой.

— Потому что судили по внешности. На самом деле у Дианы с Егором не было ничего общего. Знаешь поговорку? Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше. И Диана искала того, кто побогаче, поперспективнее. Когда Егор пошел работать, сначала она ждала, что они с отцом помирятся, а потом нашла замену в виде одного итальянца. Конечно, у всех свои приоритеты. Кому-то важнее любовь, а кому-то — деньги. Но за сына я никогда ее не прощу.

Так вот, значит, что случилось на самом деле!