Шепот в тишине. Мистические истории - Марика Макей

ни теней. Настя нашла в соседкиных закромах (саму ее тоже проверяла время от времени, подносила зеркальце к ноздрям – дышит) початую бутылку водки, на выпечку, и сделала два крупных глотка. Включила фонарик в телефоне, вооружилась ножом и вышла из квартиры.

С верхних этажей на работу спешил сосед – обычный такой, заспанный, чуть прихрамывающий. Заметил Настю с ножом, замер, поднял руки. Она махнула телефоном: уходите. Сосед сбежал.

И в подъезде, и в пустом дворе у детской площадки ей так никто и не встретился. Из этих. Водка быстро выветрилась от предрассветного воздуха, тем более что пришлось ждать открытия метро, пританцовывать на улице и растирать холодные плечи. Она села в первый же поезд, поехала на Новодевичье, не думая даже, что там ее никто не ждет.

Обошла кладбище полукругом, прислушиваясь – ни стонов, ни замогильных криков. На противоположной от входа стороне по красному кирпичу удавкой вилась веревка, будто специально выброшенная для Насти. Некогда было думать: она хотела ответов. Что же Настя теперь, проклятая? Что будет с ней, с дедом? Их убьют, изничтожат, задушат эти, потусторонние? Чем она провинилась: тем, что попросила найти родственников у давно умершей детской писательницы?..

Ни охранников, ни привидений: тьма, смутно белеющие в полумраке мраморные памятники, путающаяся в ногах трава. Настя шла, вновь достав нож из-за пазухи, готовясь ко всему. Ей не хотелось жить в этом вечном страхе, не хотелось, чтобы ночами мерещилось всякое. Ей бы упасть на чью-нибудь теплую плиту, обнять ее руками, и заснуть, и проспать до солнца, а там туристы растолкают ее и отправят домой…

У могилы Агнии Барто тлел желтый огонек, Настя заметила его издали. Удобнее перехватила нож – чем он поможет ей от этих?.. – и шагнула ближе. Не огонек, свеча-капелька, мелкая и новая. Такие продавали по десятку в пластиковой упаковке, с запахом ванили, вишни или…

Рядом с памятником-книгой на корточках сидел вчерашний дядька и, обхватив свечу руками, будто спасал слабое пламя.

– Не спится? – спросил он через плечо не оборачиваясь. – Мне тоже. Гарик снится.

И что, рассказывать ему о глазах под дверью, о черных тенях с вывернутыми шеями?.. Настя вздохнула. Снова спрятала кухонный нож за пазуху, присела неподалеку.

– Как вас зовут-то?

– Семен.

– А отчество?

– Просто Семен.

Будто он и должен был оказаться тут, на закрытом рассветном кладбище. Молчание.

– Не нашли? – наугад спросила Настя, он мотнул головой. – Простите…

Небо над головами светлело, наливалось прозрачностью, белизной. Семен оставил огонек в покое, сел прямо на землю и вытянул ноги, словно сильно устал. Он выглядел лучше, чем в первую их встречу, – она разглядела разбежавшиеся от глаз морщины, мелкие темные пятна на щеках, давнюю щетину… Словом, обычный человек, ничего пластилинового или жуткого. Сидел, свесив голову. Молчал наедине с горем.

– Расскажи мне о своем дедушке, пожалуйста.

Настя едва не хихикнула. Страх выветривался из нее напополам с водкой, далекий отголосок в загустевшей крови. Рассеянный свет и кладбище, могила Агнии Барто и незнакомый мужик, которого она видит второй раз в жизни и который просит ее рассказать про дедушку.

– Он мало рассказывает о себе, молчун. – Настя сорвала травинку под рукой, растерла в пальцах. – Но бабушка говорила, что он специально пошел в летчики. Еще маленький, в детдоме, дед смотрел в облака и представлял, что если забраться высоко-высоко, то оттуда обязательно увидишь родителей. Сначала он ждал окончания войны, еще слабо что-то понимая, но веря, что родители найдутся. Не нашлись. Он рос, представлял, как будет выглядывать из маленькой кабины самолета, а родители будут ждать его и махать снизу, чтобы он заметил…

– Красиво.

– И глупо. Повзрослел, зачерствел, но от мечты не отказался. Выучился на летчика. Бабушка говорила, что он до последнего верил в наивную эту мечту и, выпив, жаловался, что ничего с такой высоты разглядеть не может. Потом вышел на пенсию и совсем перестал о родителях вспоминать.

Семен молчал, не шевелился даже. Уточнил только:

– И что, больше никаких воспоминаний?..

– Вообще. Не знаю, куда идти, в какие архивы, в какие фонды…

– Он, значит, хотел найти родителей с высоты. А ты решилась забраться еще выше?

Настя приподняла бровь. Солнце ползло по небу и уже проглядывало из-за сияющих золотом маковок монастыря, на лицо Семену упали первые тени. Он смотрел испытующе, с полуулыбкой.

– Я про небеса. Небесную канцелярию.

– Видимо, – хмыкнула Настя, у которой слипались веки. – Дед и внучка – одна… дурость, короче.

Семен покивал, поднялся. Чуть склонил голову набок.

– Я пойду, наверное, люблю гулять по утренним улицам. А ты, раз прибежала сюда с такими бешеными глазами почти что ночью, расскажи, что хотела. Она, – он кивнул на могилу Агнии Львовны, – выслушает.

И ушел.

Настя осталась с памятником вдвоем.

Она просила. Не выдержав прошлых ночей и стылого страха, который с уходом Семена будто бы обрел плоть и встал у Насти за спиной, все же разрыдалась. Упала на колени, больно стукнулась о ледяную влажную землю. Грозилась, что так этого не оставит (и что сделает, интересно?..). Умоляла пощадить ее и старенького деда. Говорила, что никакая помощь им больше не нужна – она все поняла, осознала, будет искать сама.

Недвижимый памятник-глыба смотрел на нее будто с насмешкой.

Возвращаясь к веревке, переброшенной через стену, Настя заглянула в кляксу дождевой воды над ногами: растрепанная, с вытаращенными глазами, из-под свитшота торчит край ночной рубашки. Белая, словно сама чья-то неупокоенная душа, – встретишь такую ночью и…

Семен поджидал ее у метро. Курил, привалившись к бетонной серости перехода, будто инородный здесь, среди ручейками затекающих под землю людей. Живых, настоящих.

– Слушай, – начал он без прелюдий, дождался, пока Настя поднимет на него воспаленные глаза, – когда с Игорьком случилось горе, мы с женой нашли гипнолога. Хороший специалист. Один из друзей сына согласился с ней поработать, рассказал в трансе, что видел вокруг себя, про поезда, зимний лес. Если хочешь, то могу номерок тебе…

– Спасибо. – Настя нервно хихикнула на всю площадь. – Но я еще не до такой степени чокнулась.

– Зря ты так, это же не бабка-гадалка. Психотерапевт из наркологии, лечебный гипноз, ее этому в университете учили. Амнезии, стрессы, депрессии послеродовые… Запиши, – настоял Семен с мольбой в голосе. – Вдруг понадобится.

Посмеиваясь над ним и над собой, Настя все же занесла номер в телефонную книгу. Вернулась в квартиру: соседка уже готовила завтрак и пританцовывала у плиты, бодрая, улыбчивая. Все с ней было хорошо, будто и не случилось ничего ночью.

Настя упала на подушку и мгновенно уснула.

Разбудил ее дед – он молотил