Основные Больные Вещи - Рональд Келли

Аллен посмотрел на друга.

- Сэм... они...?

- Нет, не думаю, - ответил полицейский, явно потрясенный и тяжело дыша. - Я ничего не почувствовал.

Долгое время они молчали, продолжая смотреть на темный дверной проем заброшенного здания.

- Так что теперь? - спросил Аллен.

Сэм ничего не ответил. Он просто подошел к багажнику машины, открыл его и достал пятигаллонную канистру с бензином. Открутил крышку и выдвинул складной носик.

Аллен огляделся, но эта часть Котуллы была совершенно пустынной. Никого не было, чтобы увидеть, что сейчас произойдет.

- Похоже, ты был готов лучше, чем я думал, - сказал доктор. - Но... разве не стоит связаться с местными властями? Ты... ты только что застрелил человека, а теперь поджигаешь здание? То, что ты делаешь... это не преступление?

Сэм посмотрел на него с смесью раздражения и недоверия.

- Я бы сказал, это скорее общественная услуга.

Аллен остался у машины, пока Сэм несколько раз обошел здание, поливая основание и сухие сорняки вокруг бензином. Он достал спички из кармана пиджака, зажег одну и бросил на землю. Пламя вспыхнуло, когда топливо загорелось. Огонь распространялся быстрее, чем они ожидали, и вскоре строение было полностью охвачено.

Они быстро запрыгнули в машину и уехали. Путь выбрали противоположный тому, как приехали. Пересекая границы города, они слышали вдали сирены и видели в зеркале заднего вида темный столб дыма.

Аллен посмотрел на Сэма. Детектив крепко сжимал руль, его лицо было задумчивым.

- Сэм, ты уверен...?

- Я в порядке, Аллен. Клянусь, - коп глубоко вздохнул и выдохнул. - А теперь поехали домой и забудем, что все это вообще было.

* * *

Прошло несколько недель с инцидента в Котулле.

Иногда ночью Аллен Кортез просыпался от звука захлопывающейся двери камеры в ушах и ощущения тысяч крошечных тел, ползающих по коже - сначала щекотка, затем жгучие уколы раскаленными иглами. Он всегда садился в кровати, в ужасе, весь в поту, с тяжелым дыханием.

Он пытался связаться с Сэмом Мелфордом десятки раз, но детектив либо болел, либо взял отпуск. Аллен оставлял сообщения на голосовой почте, но ответа не было.

К концу месяца ему позвонила координатор хирургического отделения мемориального госпиталя Сан-Антонио.

- Доктор Кортез, хотела узнать, сможете ли вы провести экстренную операцию минут через пятнадцать?

Аллен сглотнул пересохшим горлом.

- Конечно. В чем срочность?

- Множественные огнестрельные ранения, - сообщила координатор. - В штаб-квартире полиции в центре города произошла массовая стрельба. Пять офицеров убиты, четверо серьезно ранены.

- А стрелок...?

- ...тот, кого вы будете оперировать, - женщина на другом конце линии замялась, затем продолжила. - Он тоже полицейский.

Аллен закрыл глаза, крепко сжимая трубку.

- Вы случайно не знаете его имени?

- Боюсь, нет. Знаю только, что он ветеран. Служил в полиции почти тридцать шесть лет, - пауза. - Есть кое-что, что вам стоит знать... если слухи, ходящие по больнице, правдивы.

- Что именно? - осторожно спросил он.

- Полиция сказала, что вокруг его тела были пауки. Десятки.

Сердце Аллена заколотилось.

- Они... поймали их?

- Ну... нет. Была суматоха... им было чем заняться. Наверное, они просто уползли.

Аллен вздохнул, пытаясь успокоиться.

- Какую операционную вы назначаете?

- Номер девять, - ответила она.

- Я буду там.

Повесив трубку, он несколько минут сидел в кресле, глядя на маленький пластиковый флакон рядом с клавиатурой компьютера. Внутри, завернутый и утопленный в спирте, лежал голубовато-черный паук.

Неподвижный и мертвый... в отличие от тех, о которых он теперь знал.

Он вспомнил свой вопрос другу и ответ, что последовал.

- Сэм... они...?

- Нет, не думаю. Я ничего не почувствовал.

Холодный страх грозил захлестнуть его.

- Спорим, теперь ты это чувствуешь... не так ли, Сэм?

С тяжелым сердцем Аллен Кортез покинул пределы своего кабинета и, погруженный в мрачные думы, спустился вниз, дабы приготовиться к предстоящей операции.

Перевод: Грициан Андреев

"Яма Пелинграда"

Октябрь был единственным месяцем в году, когда Джей Абернати мог быть самим собой.

Из всех праздников Хэллоуин подходил ему больше всего. Светящиеся в темноте скелеты на двери его спальни, ухмыляющийся тыквенный фонарь на крыльце. Тщательная подготовка костюма - в этом году он выбрал графа Дракулу. А еще уйма фильмов ужасов и старые номера журнала "Знаменитые монстры", которые подарил ему дядя Джерри на прошлый день рождения.

Но той осенью Джей чувствовал странное беспокойство, словно что-то вот-вот должно было случиться, способное испортить его любимое время года и, возможно, навсегда изменить его любовь к кануну Дня всех святых.

Когда стены спальни начинали давить, а присутствие отца, словно зловещая тень, нависало над ним, двенадцатилетний мальчик ускользал через заднюю дверь в лес, что раскинулся за участком Абернати. Не имея настоящих друзей, он всегда уходил один.

В котловине, известной как Коллинз-Холлоу, простирался добрый километр леса между Трехвилочной дорогой и шоссе 70. Высокие сосны, дубы и кедры возвышались над густым ковром из лиан кудзу и опавших листьев. В этом пятнистом тенями лесу Джей находил странный покой и чувство независимости, которых ему так не хватало ни дома, ни в средней школе Коулмана, где он отбывал, словно несправедливый приговор, будучи замкнутым, начитанным семиклассником.

Обычно он бродил по лесу, доходил до середины и возвращался, пока родители даже не замечали его отсутствия. Но в тот октябрьский день Джей зашел дальше. Он взобрался по заросшему склону южной части котловины и оказался в двух шагах от шоссе. А еще - на границе чужого участка. К своему удивлению и легкой тревоге, он осознал, что стоит у заднего двора старика Пелинграда.

Виктор Пелинград был загадкой для сельской общины Коулмана. Старику было почти восемьдесят, и большую часть жизни он провел на окраине городка. Его отец, Эрик, переехал в средний Теннесси в 1937 году вместе с женой и сыном. Несмотря на узколобость местных жителей, Пелинграды, похоже, прижились без особых конфликтов. Эрик возделывал пастбище к западу от своего двухэтажного дома, а Хельга, его жена, работала швеей в магазинчике платьев на городской площади.

Если кто в семье Пелинградов и не вписывался, так это Виктор. Мальчик всегда был странным: молчаливым, угрюмым, словно все время наблюдал и прислушивался, но не говорил. Дети посмеивались над ним и его чудаковатыми привычками. Он заводил