Левиафан - Хелен-Роуз Эндрюс

на руки. Девушка была невесомой, даже легче, чем я ожидал. Я взглянул ей в лицо, готовый увидеть ту же мертвенную бледность и посинелые губы, какие этим утром видел у ее брата. Но тело, которое я прижимал к себе, оказалось на удивление теплым, а открытые глаза Мэри смотрели на меня ясно и прямо.

Я понятия не имел, что сказать; со стыдом вспомнив, что наговорил ей при последней нашей встрече в тюрьме, и вовсе лишился дара речи.

Зато Мэри не молчала. И, судя по всему, силы ее отнюдь не были на исходе. Пальцы девушки, пусть и холодные, весьма крепко сдавили мне плечо.

— Они утверждают, что мой брат у тебя?

— Да, он в безопасности, — кивнул я, чувствуя себя неловко, потому что это было не совсем так. — Нам нужно поговорить.

— И как можно скорее, — проговорила она.

За спиной у меня возник Мэйнон. Хаксли поспешил забраться в свою повозку и уехать, пока не начался снегопад. На лице судьи играла довольная ухмылка.

— Давайте пойдем в тепло, пока мы тут все не перемерзли насмерть.

— У меня такое ощущение, сэр, что я пропустил нечто важное, — заметил я, все еще прижимая к себе хрупкое тело Мэри.

— Отпусти меня, — попросила она. — Мне не нужен носильщик, я сама прекрасно умею ходить.

Я опустил девушку на землю.

* * *

— Люди вроде Хейла и Хаксли не успокоятся, пока не получат свой кусок мяса, — сказал Мэйнон, наклоняясь вперед, чтобы наполнить вином стоящие перед ним бокалы. Судья сиял от удовольствия — еще бы, сегодня ему удалось провести и своего молодого помощника, и двух старинных приятелей. — Я знал: у нас нет достаточных оснований, чтобы осудить эту девушку, — Мэйнон кивнул на Мэри, которая сидела в кресле слева от меня, закутанная в теплый плед. — Но также я не сомневался, что рано или поздно Джон, и этот напыщенный индюк Хейли, и безумец Хаксли найдут способ вырвать у нее признание. — Судья протянул бокал Мэри. — И поэтому сегодня утром я один, без провожатых, спустился в камеры, не так ли, Крисса?

Мэри кивнула. Она приняла бокал, но пить не стала.

Упоминание имени Резерфорда кольнуло меня бессильной злобой: куда, черт подери, он запропастился?! Однако я отогнал эту мысль: сейчас были дела поважнее, чем поиски пропавшего охотника за ведьмами.

— Понятно, сэр, — тоном сыновнего почтения произнес я.

Но Мэйнон еще не закончил:

— Спустился вниз, и мы с Криссой договорились устроить небольшое представление: сделать вид, что она ужасно страдает и вот-вот лишится последних сил. Это все, что требовалось собравшимся, — они простые люди, им хочется увидеть ее сломленной и почувствовать, что справедливость восторжествовала. Итак, толпа получила свое. Теперь нам остается еще немного подержать нашу пленницу в камере, а после без лишнего шума отпустить под предлогом, что мы якобы подвергли обвиняемую в колдовстве соответствующим испытаниям и они ничего не дали.

Я взглянул на Мэри, но выражение ее лица невозможно было прочесть. Девушка сидела ко мне в профиль, неподвижная, как статуя, глядя прямо перед собой. К вину она так и не прикоснулась.

— И как скоро вы намерены освободить ее? — спросил я.

Мэйнон смерил меня цепким взглядом.

— Генри не терпится увидеть сестру, — пояснил я. — Полагаю, они оба захотят вернуться в Норидж, где у них есть знакомые. — Я неуклюже подбирал слова, чувствуя себя совершенным болваном. А затем испугался, как бы Мэри не рассердилась из-за того, что я взялся говорить от ее имени, и поспешно добавил: — Верно, мисс Мур?

Взгляд, который она устремила на меня, трудно было понять.

— Мое единственное желание, — произнесла Мэри своим необычным глубоким голосом, — поскорее воссоединиться с братом. А куда мы после этого пойдем — не так важно.

— Всему свое время, дорогая мисс Мур, — мягко произнес судья. — Учитывая сложившуюся ситуацию, нам следует действовать осмотрительно. Ну а пока я хотел бы предложить вам более удобное пристанище, нежели тюремная камера. Например, в моем…

— Моя камера достаточно удобна, — перебила его Мэри. — К тому же, надеюсь, мое пребывание в ней не затянется надолго.

— Что ж, — неловко кашлянув, сказал Мэйнон, — будь по-вашему. Но вы можете оставаться у меня в кабинете столько, сколько потребуется, чтобы оправиться после сегодняшней «прогулки». Хотите, я попрошу, чтобы принесли горячий ужин и теплую одежду?

Мэри замешкалась. Я видел — ей хочется принять предложение судьи. Она, наверное, промерзла насквозь после стольких часов хождения босиком по снегу! Но в конец концов девушка отрицательно покачала головой:

— Спасибо. Мне ничего не нужно.

Мэйнон замер, получив повторный отказ.

— Ну что же, в таком случае я верну вас в камеру, — сказал он.

Это был мой шанс.

— А я не против, сэр, хорошенько набить живот. Позвольте мне отвести мисс Мур вниз? И заодно я попрошу, чтобы нам принесли ужин.

— Нет-нет, мой мальчик, я сам загляну в таверну и пришлю Диллона. — Мэйнон отставил свой бокал, поднялся из-за стола и покинул комнату все с тем же довольным видом, с каким вернулся сюда после проведенной экзекуции.

Мы остались вдвоем. Я повернулся к Мэри, намереваясь рассказать обо всем, что стряслось сегодня утром, но она заговорила первой.

— Генри не должен оставаться в вашем доме ни минуты. Умоляю…

— Мэри! — Одного имени, произнесенного вслух, было достаточно, чтобы заставить ее умолкнуть.

Мэри вздрогнула и уставилась на меня.

— Тебя ведь так зовут? — добавил я.

Она не отвечала.

— Мэри, я все знаю. Или, по крайней мере, кое-что мне известно. И знаю, ты всегда заботилась о брате. А сейчас ты боишься за него, верно?

После долгой паузы она кивнула, а затем на ее глаза навернулись слезы. Мэри сморгнула их.

— Не надо, не плачь. Он в безопасности. Во всяком случае, пока. Моя сестра не может… Или то, что некогда было моей сестрой… О боже! — Но сейчас у нас не было времени на долгие разговоры, и я заторопился: — Послушай, почему судья решил помочь тебе? Откуда он узнал о Генри? Ты ему рассказала?

Она покачала головой.

— Я ничего не говорила… лишь то, что твой отец… — Она подняла голову и впервые встретилась со мной взглядом.

Это было чрезвычайно важно. Я и сам не мог до конца понять — почему.

— Мой отец никогда не прикасался к тебе?

Она продолжала смотреть мне в глаза.

— Твой отец был сама доброта. Редкий человек. И он ни разу даже пальцем меня не тронул.

— Как он…

Но мы не успели закончить. Дверь распахнулась, и на пороге появился Диллон. Лицо констебля раскраснелось от мороза и, как