Водяной - Константин Паули

Нутро аттестата не разочаровало своей предсказуемостью. Столбик оценок пестрел тройками, как осенний лес — рыжиками. Литература — «удовлетворительно». История — «удовлетворительно». Физика, химия, геометрия — сплошной парад посредственности. Изредка, словно заблудившиеся грибники, проглядывали четвёрки — по физкультуре и, кажется, по труду. И вишенкой на этом торте серости сияла одинокая, гордая пятёрка. Напротив графы «Музыка». Я хмыкнул. Что ж, логично. Как у Коли Сорокина — пятёрка по пению.

Зато у него были водительские права категорий «В» и «С», полученные, судя по дате, в армии.

Следующим документом оказался диплом колледжа, тоже синий, но потолще. Специальность: «Теплоснабжение и теплотехническое оборудование». Ирония, достойная пера драматурга. Дух воды, получивший диплом специалиста по теплу и пару. Вкладыш с оценками был чуть лучше школьного, но тоже не блистал. Видимо, Вадим Иванович Купалов не хватает звёзд с неба, а скорее наоборот.

— Итак, вот она, моя жизнь? — я обвёл взглядом разложенные на столе документы. — Двадцать два года, паспорт, военник, права, СНИЛС, пара дипломов?

— ИНН ещё, — басовито поправил Берендей. — Налоговый учёт — это важно.

Я покопался. Ну да, последний лист в файле — большая, казённого вида бумажка. «Свидетельство о постановке на учёт в налоговом органе». Мой личный ИНН. Финальный штрих к портрету законопослушного, хоть и не слишком успешного гражданина.

— Получается, это моя новая жизнь, Берендей? — я поднял на него глаза.

— Не морочь мне седую голову, твоя новая жизнь в твоих руках, водяник, — проворчал он, отхлёбывая тридцатипятилетний коньяк. — Кем хочешь, тем и становись. Весь мир у твоих ног или там, ласт, а это… — он махнул своей лапой в сторону документов, — …это всего лишь твой стартовый чистый лист. Стартовый набор для входа в бюрократизированный мир.

Я провёл рукой по волосам. И замер. Пальцы нащупали что-то странное. Не привычные редкие и мягкие седые дедовские волосы, а что-то густое, плотное, свалявшееся в толстые жгуты. Я ощупал голову ещё раз. Непонятная конструкция.

Берендей проследил мой жест, сцапал свой стакан и, казалось, спрятался за ним, едва заметно прихрюкнув.

Я поднялся со стула. Ноги не скрипели, спина не ныла. Тело было лёгким, пружинистым и послушным. Пройдя мимо стеллажей, я добрался до дальнего угла, где на дверце одного из шкафов висело старое, мутноватое зеркало, видевшее, наверное, ещё дореволюционных чиновников.

Из тусклой амальгамы на меня смотрел совершенно незнакомый парень. Худой, резкий, но не измождённый, с чётко очерченными скулами и упрямым подбородком. Глаза — ярко-голубые, почти что арктический лёд, цвета воды в горном источнике. А на голове… на голове был форменный кошмар парикмахера — густая шапка толстых, спутанных колтунов, доходивших до плеч.

— Да ладно… — вырвалось у меня. — Берендей, бабушка твоя великая мать-земля. Это что ещё, нахрен, за лохмы?

Из-за стола донесся громогласный смех Берендея:

— Это называется дреды, старичок. Модно, молодёжно.

Я несколько раз открыл и закрыл рот, сдерживаясь от того, чтобы не наговорить Берендею гадостей.

Я смотрел на своё новое отражение и пытался осмыслить произошедшее.

Ну, оно же как? Открыв папку, созданную Берендеем и его могущественной магией, я вскрыл не просто пачку документов. Я запустил волну изменений, разошедшуюся по самой ткани реальности. Магия Берендея — это не фокусы с кроликами. Это способность ткать саму реальность, вплетая в неё новые факты на самом глубинном, фундаментальном уровне.

Минуту назад в архивах ЗАГСа, паспортного стола, военкомата и налоговой службы материализовались записи о Вадиме Ивановиче Купалове. Так, как если бы он и правда рождался.

Зато меня его магия вытолкнула из состояния квантовой неопределённости, когда моё тело было умершим и одновременно с этим, вопреки правилам жизни и смерти, бродило по Москве.

Вселенная не любит нарушений. Поэтому гражданин Лишачёв, 1921 года рождения, умер и скоро будет по всем правилам и обычаям похоронен. Вадим Купалов, 2003 года рождения, только что был вплетён в ткань реальности со всеми необходимыми документами и, что характерно — они все были настоящими. Купалов реально возник. Как это объяснить? Я не знал, я ведь не физик, я водяной. Причём в данном случае с волосами у меня какая-то странная петрушка получилась.

— Ну, спасибо, Берендей, — сказал я, стараясь, чтобы в голосе не прозвучал сарказм. Получилось плохо.

— Спасибом Собянину за аренду этих хором не оплатишь, — беззаботно прогудел он. — С тебя пять миллионов, как договаривались.

Я вернулся к стулу. Тело двигалось непривычно легко, почти летело. Молодые пальцы, сильные и ловкие, без труда расстегнули молнию на спортивной сумке. Хотелось вскочить, пробежаться, подпрыгнуть на месте. Лёгкая тошнота и головокружение, остаточные эффекты трансформации, этому совершенно не мешали. Я достал плотные банковские пачки, перевязанные резинками — отсчитал и положил их на стол перед Берендеем.

— А чего ты просто себе миллиард-другой не наколдуешь, а? — не удержался я от вопроса.

— Не положено так делать, — бас Берендея стал резким и весомым. Я поморщился. — К тому же, это скучно. Деньги должны двигаться, циркулировать, понимаешь? В этом их сила. А наколдованные — они не такие. Коньяк ещё будешь? А ещё задачи ко мне есть или дашь мне возможность поработать уже?

Он снова налил себе коньяка, на этот раз только в свой стакан. Но по его расслабленной позе было видно, что работать он не горит желанием. Я присмотрелся к его столу. Компьютер, древний ящик с выпуклым монитором, жил своей жизнью. На экране сами собой чертились сложные схемы в ArchiCAD. Сами собой заполнялись ячейки, курсор неспешно, но уверенно бегал от окна к окну.

Берендей заколдовал даже собственную рутину.

— Просьб нет. Спасибо за работу.

Я встал и протянул ему руку для прощания. Ладонь Берендея была огромной, тёплой и шершавой, как нагретый солнцем камень. Рукопожатие получилось крепким. Я сам удивился силе, проснувшейся в моих новых пальцах. Отвык.

Повернувшись, я пошёл к выходу, оставляя за спиной пыльный склеп человеческих судеб и его сравнительно вежливого владыки. На пороге я обернулся. Берендей уже снова сидел, сгорбившись над столом, и курил, думал о своём, глядя в дымное марево.

Я толкнул тяжёлую дверь и шагнул наружу. Москва встретила молодого меня шумом машин, запахом выхлопных газов и влажным сентябрьским ветром. Ветер трепал мои дурацкие дреды.

Мир остался прежним. Изменился только я.

Глава 3. Направление

Выйдя от Берендея, я на мгновение замер, вдыхая влажный сентябрьский воздух. Мир жил, дышал, спешил, дул ветром и даже капал дождём и моя чуждость в нём постепенно истаивала.

Мир