Красный бубен - Олег Владимирович Попов

В углу нервно крутила карандаш главбух Полушкина.

– Вероника Александровна, – произнес человек, не оборачиваясь, – подождите нас, пожалуйста, в коридоре.

Полушкина сломала карандаш, покраснела и вышла.

– Добрый день, Игорь Степанович, – сказал человек, когда за Полушкиной закрылась дверь. Он посмотрел на Хомякова специальным взглядом.

– Здравствуйте, – спокойно ответил Игорь Степанович и тоже посмотрел на человека специальным взглядом. Хомяков варился всю жизнь среди таких же. – С кем имею честь? – Он отодвинул стул и сел напротив.

– Старший следователь Чугунов. – Человек потрогал очки в черной оправе.

По его движению было видно, что он Хомякова за своего не признает.

Чугунов помолчал минуты две.

Игорь Степанович решил взять инициативу в свои руки. Это верный путь. «Хрен ты меня возьмешь своими спецэффектами! Я сам специалист».

– Я, товарищ следователь, – сказал он, – сам полковник в отставке и понимаю, что к чему. Предлагаю без всяких околичностей перейти к делу.

– Мм… – Следователь вытащил из нагрудного кармана прозрачную расческу, продул ее, провел по волосам, снова продул и убрал на место. Волосы у него были редкие, намазанные гелем. – Значит, вы здесь охраняете?

– Ну. – Хомяков кивнул.

– Хорошо. – Следователь побарабанил пальцами. – Предположим, вы полковник…

– Что значит «предположим»?! Я и есть полковник!

– Минуточку, – остановил его Чугунов. – Я ситуацию имею в виду, а не ваше звание. Предположим, вы полковник…

– Хм!

– …И у вас в полку украли знамя.

– Такого быть не может! Ни при каких обстоятельствах! Чтобы у меня в полку пропало знамя?! Да вы что?!

– Итак, у вас в полку пропало знамя. – Следователь сделал вид, что не слышал. – Что будет с тем, кому доверили его охранять?

– Охрану под трибунал! Повторяю, – Хомяков нагнулся вперед, – у меня в полку знамена не пропадают!

Чугунов вздохнул:

– Вот видите… Вы сами ответили, что надо делать с теми, кому доверили охранять, а у них пропадает… можно сказать, знамя.

– Вы не знаете, что такое знамя полка! Для вас все одно – что знамя украсть, что бутылку! – Хомяков начинал сердиться. – А за потерю знамени, если хотите, полк расформировывают, а командира сажают! Так-то вот, молодой человек!

Чугунов покраснел.

– Ну, до этого-то, думаю, у нас не дойдет. До расформирования музея, я имею в виду. А вот посадить кого следует – мы обязательно посадим.

– Что?! – Хомяков откинулся назад. – Говорите прямо, что украли?

Чугунов встал, подошел к окну.

– Украли… Как же так получается: вы охраняете, через вас все проходят, а вы не знаете, что украли? Интересно… Выводы напрашиваются: или вы спите на работе, или вы сами причастны.

– Молодой человек! – Хомяков резко поднялся. – Кто причастен, а кто не причастен – решит суд! А со мной так разговаривать не надо!

Чугунов повернулся:

– Некрасивая история получается… с международным резонансом… Наше государство в качестве жеста доброй воли решило вернуть Германии трофеи Второй мировой. Встретились высокие лица, германской стороне был передан список… В ваш музей направляется комиссия Минкульта для подготовки экспонатов к отправке… И что же. Обнаруживается серьезная недостача! Не хватает двух ценных экспонатов! А именно – старинного фолианта и вазы для фруктов с фонтаном.

У Хомякова поднялись брови. Ну, книгу-то еще можно было незаметно мимо него протащить, а вот ваза для фруктов!.. Ваза была метра полтора в высоту и примерно метр в диаметре. Дегенгард показывал ему эту вазу и рассказывал, как все работает. Это произвело на Хомякова сильное впечатление. Массивная конструкция из нескольких блюд, насаженных на серебряный стержень. Внизу самое большое блюдо, сверху – маленькое. Каждое украшено золотыми и серебряными узорами в виде листьев, гроздей винограда, амуров и разной другой красоты. Из стержня наверх подавалась вода и по фруктам падала вниз. Насос же для фонтана находился под столом, где сидел специальный человек и качал его во время обеда. Пролетарская солидарность пронизывала Игоря Степановича, как стержень блюда, через время и пространство. Его возмущало, что средний человек в Средние века подвергался таким унижениям. Когда одни жрали, другие сидели под столом и качали насос! Но в то же время поражал размах и полет технической фантазии. Интересно было оказаться на месте барона, таскающего персики и бананы из такой вазы! Он представил, как кушает персик, а потом опускает руку под стол и пуляет косточкой в того, кто там сидит. Хомяков рассказал про вазу своему родственнику Витьке Пачкину, который работал в музее шофером, и попросил Дегенгарда продемонстрировать ему экспонат. Витька отреагировал по-деревенски. «Нормальное дело! – сказал он. – Сидишь под столом, бабам под юбки заглядываешь!..» Нет, такую вазу мимо него пронести не могли.

Следователь промурыжил Хомякова целый час, и Игорь Степанович вышел из кабинета совершенно разбитый.

2

– Ну как? – Полушкина вскочила со стула. – Что он спрашивал?

– А… – Игорь Степанович махнул рукой.

До конца смены оставалось несколько часов. Хомяков пытался отвлечься, пробовал решать кроссворд, но не мог сосредоточиться. Он чувствовал себя виноватым, ему было неудобно за страну, и у него возникли кое-какие подозрения. Вазу спер Витька! Накануне он внезапно взял отпуск и поехал в деревню. Игорь Степанович еще спросил его, чего это он? Витька начал заливать что-то про корни, от которых оторвался, и про маманю, которая мучается в деревне одна. Он даже почитал Есенина: «Ты жива еще, моя старушка» – и прослезился. Хомяков тогда еще подумал: чего-то Витька свистит как Троцкий. Теперь все это припомнилось, и стало вдруг ясно, что вазу похитил именно он. Только книга как-то сюда не укладывалась… Может, он специально книгу прихватил, чтобы на него не подумали? Вот Дегенгард когда работал, был порядок. Ничего из музея не пропадало, и трофеи не возвращали. А уволили хорошего человека – и нате! – сразу пошло-поехало!.. А может, это сам Дегенгард книгу-то скоммуниздил? Так… назло… за то, что его выставили…

3

Тамара вышла из кухни с лопаткой в одной и тряпкой в другой руке.

– Пришел?

– Ну… – Игорь Степанович снял ботинки, надел шлепанцы.

– Юра заезжал за мешками. Поехал Таню с детьми забирать.

– У него своих мешков нету? – проворчал Игорь Степанович. – Как не мужик! Сорок лет скоро, а своих мешков не завел!

– Ладно тебе… Лучше бы взял да и съездил вместе с ним за дочерью. Вон, Танюшка пишет, урожай такой, что за раз не вывезешь… Взял бы и поехал на второй машине, вывезли бы все сразу. И в машине посвободнее было бы. А то будут теперь ехать скрючившись! И так у детей позвоночники искривленные. – Тамара сунула тряпку в карман фартука.

– Тамара! Он взрослый мужик, у него семья! Он должен сам со всем управляться! Мы здесь помогли, мы там помогли – вот и живет тунеядцем, ничего ему делать не приходится! Нам с тобой никто не помогал!

– Тогда время было другое.

– Не бывает другого времени! Время делают люди! Люди – тунеядцы, вот и время тунеядское!

– Ладно, пойдем ужинать.

4

Тамара поставила перед Игорем Степановичем тарелку борща и положила в середину ложку белой сметаны. Над тарелкой, как айсберг в океане, возвышался мосол с мясом. Хомяков подвинул тарелку к себе, вдохнул аромат, вытащил двумя пальцами мосол, переложил на блюдце. Размешал сметану. В животе заурчало.

– Мать, – он посмотрел на жену, – достань-ка…

Тамара перестала резать хлеб.

– Тебе ж нельзя.

– Немного можно.

– Эх, слабовольный… – Она пошла к холодильнику.

– Не болтай!

Тамара поставила на стол запотевшую бутылку и две рюмки.

– Тогда и я с тобой рюмочку… устала что-то. Целый день кручусь…

– Сядь, не крутись. – Хомяков очистил два зубчика чеснока для себя и жены, отрезал от мосла мясо, положил на хлеб. – Ну, мать, будем здоровы! – Он опрокинул рюмку, почти сразу по телу разлилось приятное тепло. Откусил от бутерброда, макнул в соль чеснок, съел и принялся за суп.

На второе Игоря Степановича ждала картошка-пюре с двумя жирными котлетами. Хомяков выпил еще, хотя жена возражала. Неприятные мысли отступили. Он доел котлеты и, пока Тамара заваривала чай, закурил трубку. На работе Хомяков курил сигареты, дома же любил трубку.

Тамара поставила на стол красный в горошек заварной чайник, такую же красную в горошек чашку и личную кружку Хомякова. Игорь Степанович пил чай