Голодный мир - Андрей Михайлович Подшибякин

от одной только нечеловеческой геометрии пространства. Сразу, правда, нужно сказать, что ничего абстрактного у меня, кажется, так и не получилось – аддикцию к нарративу (и производству, и потреблению) из себя не выбить. Да и зачем это нужно?

Еще одна вещь, которую хотелось бы обо всём этом сказать. Не знаю, как работает этот процесс у настоящих писателей, но то, что пишу я, сначала живет в моей голове в виде никак не связанных друг с другом сцен, словосочетаний, визуальных образов. Дедушка, вынимающий из шкатулки стальные челюсти. Лифт, бесконечно и страшно едущий вниз. Мерцающий человек, ежеминутно меняющий внешность. Настойчивый стук в дверь из запертой пустой комнаты. Иногда эти проблески встраиваются в повествование, которое думало, что обойдется без них, – так получилось с цепями для бога в «Некросети». Иногда из них вырастает история – так вышло, собственно, с запертой комнатой. Иногда они встраиваются в еще не написанное мной произведение – см. сцену на Зеленом острове из моей следующей книги (там, в будущем, вы сразу поймете, что я сейчас имею в виду). Так вот, процесс, когда из этих всполохов сами собой получаются герои, события и сюжетные арки, – главное и ни с чем не сравнимое удовольствие писательства. Об этом, кстати, недавно писал в соцсетях Стивен Кинг: когда вы начинаете писать, не нужно беспокоиться о структуре, арках, речевых особенностях персонажей и прочей напыщенной ерунде, которой учат в профильных учебных заведениях. Хорошая история сама возьмет вас за шкирку и выведет, куда ей надо. Плохая и средняя истории, правда, никуда вас не выведут, – но зачем вообще писать плохие или средние истории?

Это не то чтобы я вдруг сошел с ума и решил перечеркнуть все тысячелетние законы драматургии, нет. Драматургия, как ни странно это звучит, тоже сама возникает из истории – а не наоборот. Несколько лет назад одно известное глянцевое издание попросило меня поговорить с Джей Джей Абрамсом, который как раз тогда закончил писать и снимать девятый эпизод «Звездных войн». Действительно важный вопрос к Абрамсу у меня, по правде говоря, был только один. На тот момент он завершил сагу, чья нарративная основа была заложена сорок лет назад одними людьми, развита двадцать лет назад другими людьми и по пути еще успела обрасти бесконечным количеством того, что в соответствующих кругах принято называть «канон»: книгами, играми, мультфильмами, сериалами и комиксами, чье содержание Абрамсу тоже нужно было учитывать, завершая сагу о Скайуокере. (Сделать это у него, по-хорошему, и не получилось, но речь не о том.)

Всё это я вывалил на Абрамса, после чего он сказал очень важную вещь. Настолько важную, что без нее не было бы «Последнего дня лета», не было бы этой книги и не было бы всего того, что я напишу после.

– Сторителлинг, – сказал мне Джей Джей, – это как вести машину в тумане. Вы примерно представляете себе, как добраться до конечной точки путешествия, но точно не знаете, как именно туда попадете.

С тех пор я перестал бояться этого тумана.

Наоборот: каждый раз не могу дождаться момента, когда, образно говоря, заведу машину и отправлюсь в его глубины.

Джей Джей Абрамс, впрочем, далеко не единственный человек, которому мне хотелось бы сказать спасибо.

«Редакция Елены Шубиной», аудио-издательство «Вимбо», агентство «Banke, Goumen & Smirnova», мой редактор Алексей Портнов, мой заочный друг Таня Стоянова, – все вы сделали и продолжаете делать для меня гораздо больше, чем Джей Джей.

Семья и друзья – вы и сами всё знаете, люблю вас.

Самое главное. Я знаю, это может прозвучать странно, но поверьте – я редко когда бываю настолько искренен. Все, кто купил, прочитал, послушал и продолжает покупать, читать и слушать (а скоро и смотреть) «Последний день лета» – спасибо вам огромное. Вы изменили мою жизнь, честно. Люблю вас тоже.

И да, не могу отказать себе и, надеюсь, вам в этом удовольствии. Чаще всего в последний год меня спрашивают о продолжении «Последнего дня лета»; я неизменно отвечаю, что книга уже полностью готова у меня в голове и осталось только перенести ее в файл, а оттуда – на бумагу. Это хорошие новости. Плохие новости заключаются в том, что я пишу с той скоростью, с которой история позволяет мне себя писать, – поэтому вопрос «когда?» еще на какое-то время останется без ответа.

Но.

Всполох, из которого разгорается новый «Последний день» (не знаю, кстати, как он будет в итоге называться): кого может бояться древний сарматский демон, разбуженный пацанами в Танаисе?

Задав себе этот вопрос, я неделю не мог думать и разговаривать ни о чем другом.

Полная концептуальная ясность, как всегда, наступила сразу и полностью.

И мне стало очень, очень страшно.

Лос-Анджелес, 2 мая 2024