Заповедник - Патрик Лестевка

стоит затаиться здесь, - Ответ взмахнул рукой, чтобы охватить широкий, плоский ландшафт. - Как ты сказал, ничто не может подкрасться к нам незаметно. Если уж нам придется сражаться, то лучше на своих условиях.

- Ты прав, - сказал Одди. - И у меня такое чувство, что мы все равно окружены.

Раздался еще один вой, долгий, содрогающийся и одинокий звук, который разнесся по холодному ночному воздуху. Кровь людей застыла. Они знали этот звук. Он был в их крови, этот звук, эхо издалека и давным-давно, когда весь мир был лесом и джунглями, и первобытный человек в ужасе бежал от преследующей стаи. Он разнесся по бесплодной перспективе, неизменный на протяжении веков, наполненный надвигающейся угрозой охоты.

Зиппо достал серебряную пулю из кармана. Он покатал гладкий цилиндр между пальцами. Один выстрел. Он вытащил магазин "Ламы" и вставил серебряную пулю.

- Не клади ее сверху, - сказал Одди. - Не знаю, как ты, но мой первый выстрел чаще всего самый дикий. Я не концентрируюсь до четвертого или пятого. Плюс, обычные пули не сильно влияют на эти штуки - они пролетят насквозь, чтобы дать тебе чистый выстрел в упор.

Для Зиппо это имело смысл. Он вытащил четыре пули, вставил серебряную и перезарядил остальные. Остальные сделали то же самое. Одди повернул барабан "Уэбли" и защелкнул его одним движением запястья, осматривая темную местность. То, что он увидел, было тревожным: местами снег, казалось, двигался. Он не оставался неподвижным, и каждый раз, когда он перефокусировал взгляд, он смещался, холмы становились хребтами, снова становясь плоской землей. Движение было скрытным и крадущимся: оно обладало узором и связью, выходящими за пределы способности Одди понимать.

Только одно было несомненно.

Оно приближалось...

* * *

Отрывок из "Не кричи: "Волки!" Фарли Моуэт[148] (1963):

Я уже несколько месяцев живу среди волков арктической тундры. Они видят, что я не представляю никакой угрозы, и стали воспринимать мое присутствие как нечто само собой разумеющееся. Осень переходит в зиму, и их внешний вид адаптируется к сезону. Их шкуры, ранее серо-стальные, изменились на кремово-белые. Я подозреваю, что это естественный камуфляж, помогающий им преследовать кочевые стада карибу. Это, конечно, эффективно: в сумерках их почти невозможно заметить. Они едины с землей, призрачные фантомы, которые живут только ради охоты, ради убийства...

* * *

- ...заметил что-то здесь, - Ответ указал в противоположном направлении. - Неясно, но... что-то.

- Здесь тоже что-то, - Трипвайр.

- То же самое, - Зиппо.

Одди уставился в небо. Он знал, что полная луна уже взошла, но скрылась за грядой черных хлопковых облаков. Он пожелал, чтобы облачный покров рассеялся; ему нужен был лунный свет.

- Осторожнее с минами-ловушками, сынок, - прошептал он.

Трипвайр опустился на колени близко к земле. Он обмотал лески вокруг указательного и среднего пальцев каждой руки, обе из которых дрожали. Спокойно, чувак, - сказал он себе. - Держи свое дерьмо под контролем.

Кислотный ожог предвкушения тлел в руках Одди, его руках, его пальце, сжатом вокруг курка "H&K 23". Он прищурился. Там было что-то. Странные движения, странные формы. Казалось, весь пейзаж пристально смотрит на него - это было ощущение наблюдения - и его глаза следили за формами, скользящими сквозь белизну. Каждый раз, когда он пригвоздил одну, каждый раз, когда чужеродные контуры начинали сливаться в какой-то узнаваемый силуэт, он снова таял в тенях.

- Немножко мандражирую, сержант, - сказал Трипвайр.

- Не теряй голову. Удача сопутствует храбрым.

В конечном итоге их выдали глаза: пятнышки красного щелевидного света, светящиеся, как хорошо разожженные угли. Их яркость была такой, что они оставляли затяжные инверсионные следы везде, где двигались, как бенгальские огни, которые держат взволнованные дети в ночь Четвертого июля.

- Я нацелился, - сказал Одди, кивнув на место, возможно, в десяти футах от одной из сигнальных ракет Ответа.

Он выстрелил из "Хеклер&Кох". Пули проложили путь по снегу, пули пробивались сквозь лед, потоки воды хлынули из отверстий.

Он ни во что не попал.

Где-то рядом раздался рык. Зиппо откинул голову назад, наполовину убежденный, что слюнявая челюсть находится в дюйме от его шеи. Ничего не было. Запах понесся по нетронутому пространству туда, где они сгорбились: запах лихорадочного голода, настойчивый, как смерть.

Зиппо выстрелил, подняв облачко снега. Какой смысл в чистой линии прицеливания, - подумал он, - если ты не можешь видеть, во что, блядь, стреляешь? Впервые после Вьетнама Зиппо испугался: это тошнотворно знакомое ощущение, будто огненные муравьи ползают по его горлу...

- Вот! - сказал Ответ. Его палец указал на мерцающую фигуру возле одной из ловушек. Он крикнул Трипвайру: - Давай!

Трипвайр резко дернул рукой вверх, словно бодибилдер, выполняющий упражнение на бицепс. Леска натянулась на льду сейсмической волной кристаллизованного снега, а затем ослабла, когда чека гранаты вырвалась. Зажим издал глухой металлический звук, рикошетя от внутренностей банки.

Одди не мог сказать, что было громче: взрыв гранаты или разбивание поверхности озера. Звуки были разными - сотрясающий грохот фугаса против оглушительного треска льда, ломающегося по глубоким линиям разломов, - но одинаково оглушительные. Замерзшая поверхность задрожала, и прозрачный лед под ногами Зиппо покрылся паутиной, а затем стал молочно-мутным и непрозрачным. Осколки льда размером с кулак посыпались вниз, и волна воды хлынула через их ботинки. Когда кордит рассеялся, они увидели дыру с зазубренными краями размером с микроавтобус "VW". Вокруг дыры висели куски мяса, облепленные белым мехом.

Есть! - свирепо подумал Трипвайр. - Один есть, бл...

Завывая от ярости и боли, он бросился в атаку. Хотя взрыв оторвал ему заднюю правую ногу, он все еще двигался с леденящей душу скоростью. Его оставшиеся конечности, опоясанные толстыми канатными мышцами, сгибались с изящной животной силой. Его уши были прижаты к голове в форме пули, а глаза светились отвратительным зловещим красным. Морда была черной как уголь, зубы длинные и острые как кинжалы из слоновой кости. Между ними длинными липкими струйками пробегала слюна. Мужчины увидели все это за долю секунды, которая потребовалась, чтобы преодолеть разделяющие их двадцать футов.

И вот он оказался среди них.

Одди развернулся с низко закинутым "H&K 23". Оборотень ударил лапой. Острые как бритва когти глубоко врезались в тыльную сторону руки Одди, чуть ниже костяшек пальцев, рассекая плоть и разрывая нервы. Кровь брызнула из раны, покрывая его лицо. Пулемет пронесся по льду и оказался вне досягаемости.

Лапа оборотня рванулась к Трипвайру в убийственном взмахе вверх. В эту долю