Горящий призрак без имени - Герман Гусаров

— Художница поместила своё тело в картину, и если мы сейчас уничтожим его, то вероятно убьём её, а если и не убьём, то спутаем карты. Только эта картина тяжёлая — пиздец.

Мы прекратили валяться, наконец, поднялись и отряхнулись.

— Давайте вместе дотащим, — предложил я.

Быстренько объяснив Виктории, в чём наша задача, мы вчетвером взялись за густо украшенную витиеватыми узорами раму полотна. На этот раз картина весила в три, или даже пять раз тяжелее, чем та рама Агаты, которую мы вышвырнули в окно. На полотне изображалась та же чёрно-белая женщина, закрывающая лицо худыми пальцами, как на маленьком сожжённом портрете. Напрягая все мышцы, мы протащили картину по коридору, царапая углами стены, и выволокли её на открытое пространство около храма.

Ева предложила сделать передышку, и мы опустили полотно. Все четверо тяжело дышали, я ощущал себе как после переноса холодильника, который мне однажды пришлось тащить с отцом несколько этажей.

— Как бы нам затащить его в один из котлов? — спросил я.

Справа от храма располагалось 3 высоких котла с бурлящей жидкостью, их опоясывал железный решётчатый помост, на который можно было взобраться по ступенькам. Но всем вместе туда с картиной не залезть.

— Давай вы с Викой встанете на уступ и направите полотно в котёл, — сказала Ева, — а мы с Агатой подтолкнём картину снизу.

— Хорошо.

Я взял телефон и обрисовал Виктории наш план, несмотря на испуганный ошарашенный вид, она согласилась. Мы влезли на помост, помогли опереть на него картину с Художницей, затем Ева и Агата напряглись, будто олимпийские атлеты тяжёловесы и приподняли полотно к ним, но им не хватало сил, чтобы задрать его достаточно высоко. Взявшись за рамы по обеим сторонам, мы с Викторией попробовали протолкнуть его выше, чтобы опрокинуть в котёл. Однако Агата не выдержала и отпустила, из-за чего картина скатилась на пол, чуть не прищемив ноги Еве.

— Простите, — сказала Агата.

— Какого хрена эта картина такая тяжёлая? — возмущалась Ева.

— Когда мы с Агатой уничтожали портал-раму, она тоже была чертовски тяжёлая.

— Наверное это потому, что внутри находится сама Художница, — объяснила Агата. — А как вы помните — она не маленькая. Хотя я думаю, тело Художницы весит гораздо больше.

Виктория внимательно наблюдала за нами, потом написала что-то в телефоне и передала его мне, я прочитал сообщение вслух:

— Виктория спрашивает: — то есть это что-то вроде ZIP архива, в котором находится монстр?

— Да, именно! — с улыбкой подтвердила Агата.

— Ого, а наша новая знакомая весьма смышлёная, — рассмеялась Ева. — Мне такое сравнение в голову не приходило.

— Ты умеешь читать по губам? — спросил я Викторию.

Виктория покивала и показала жестом «немного», затем написала:

«У меня есть ещё одна мысль, если внутри картины заперт какой-то монстр, не высвободиться ли он в случае уничтожения полотна?».

Я зачитал предположение остальным.

— Почему она так решила? — спросила Ева.

— На самом деле здесь есть над чем подумать, — сказала Агата. — Смотрите, Художница проникает в эту картину, как и в прочие, — значит это портал, а если портал, то куда он ведёт? Я об этом не задумывала, но если мы уничтожим картину и раму, возможно лишь перекроем ей короткий путь к телу.

— Ты так быстро на меня налетела, когда пришла сюда, что я так и не поняла, Художница в этой картине или нет?

— Сейчас она где-то в городе, ищет нас, и использует для этого человеческий облик, а своё оригинальное тело она сбросила в этой картине, словно змея шкуру.

— То есть внутри лишь оболочка, без разума?

— Вероятно так.

«Но у тела могут быть инстинкты» — подсказывала Виктория.

— Инстинкты? — задрала бровь Агата. — Могут ли быть инстинкты у такой огромной твари? У людей же их нет, только рекомендации.

— Рекомендации?

— Ну типа — инстинкты — это то, что ты знаешь с рождения. Кошка, например, знает, как лазить по деревьям даже если её никто не учил, а вот нас всему надо учить. Мы только кушать и плакать можем сразу, но это скорее рефлексы такие.

— Эх, зря я уроки биологии прогуливала, теперь ничего непонятно.

— Если я всё правильно понял, у нас два варианта развития событий при уничтожении картины, — они посмотрели на меня. — Первый — картина оказывается лишь порталом и ничего не происходит. Гигантская сотненожка остаётся где-то в своём подпространстве, но Художница сможет найти её. И второй — картина оказывается карманным измерением для хранения полезных вещей — и дикая сотненожка вырывается оттуда, пытаясь убить нас своими инстинктами.

— Откуда взялась теория о карманном измерении? — узнала Агата.

— Ну она как-то сама собой напрашивалась.

— Получается убивать не вариант? — спросила Ева.

— Хрен его знает.

— Вот блядь, вселенная понарожает уродов фантастических, а нам разгребай потом.

Никто не знал, чем крыть и мы задумались. Бурление непонятной жидкости в котлах создавало мерный шум, будто прогуливаешься мимо водопада. Внезапно Виктории в голову пришла ещё одна идея, она принялась печатать, а после показала мне:

— Она пишет: — а что если не мудрствовать лукаво и скормить картину той огромной женской голове в храме?

Агата и Ева вопросительно уставились на неё, а вслед за этим быстренько переглянулись.

— А разве они с ней не друзья? — спросила Агата.

— Я помню, когда мы с Евой пришли сюда первый раз, голова будто стонала и корчилась от боли, выпуская из своей глазницы Художницу. Словно ей всё это было неприятно, такая явная гримаса боли. А вот недавно когда она выплёвывала и глотала нас с Викторией, то улыбалась. Так что хрен его знает, может и не друзья они.

— Да, Дима прав, — кивнула Ева. — Плюс я сразу об этом подумала, но не стала говорить. Голова находится внутри храма, а Художница разбирает его на запчасти для рам. Никакого уважения, а с друзьями так не поступают. Так что натравить их друг на друга было бы круто.

— Аргументы железные, но сомнительные, — проговорила Агата, почесав затылок. — Я бы даже перефразировала так: авантюра глупая, но может сработать. Убьём неизвестное существо при помощи другого неизвестного