Живые зомби - С. Дж Браун

Мы с Ритой, Хелен и Джерри идем с очередного собрания. С нами новый член группы, сорокапятилетний серфингист по имени Уолтер: пьяный, он ударился головой о доску и утонул. Тело не нашли, а двумя днями позже Уолтер в костюме для серфинга вышел из волны на пляже Санта-Крус с полными легкими морской воды и запутавшейся в волосах ламинарией.

— Чувак, — обращается к нему Джерри, — и как это — пробыть под водой два дня?

— Не знаю, чувак. — В глотке у Уолтера булькает вода. — Проснулся весь в морской капусте и никак не соображу, какого черта делаю внутри водяной кровати. Потом смотрю — на мне костюм для серфинга, а я в нем никогда в постель не ложусь.

Мог бы поклясться, что Джерри и Уолтер — братья, не будь я в курсе, что это не так.

— Сначала думал — сплю, — продолжает Уолтер. — Пока что-то не поползло у меня по спине.

— И что же это было? — интересуется Джерри.

— Трепанг, чувак. Такой, знаешь, бородавчатый.

— Мерзость.

— Во-во.

Обогнать их я не могу. Когда они слева, то я хотя бы почти ничего не слышу своим изуродованным остатком уха, однако по закону подлости один из них то и дело оказывается по правую сторону от меня.

Мы идем по стоянке и сворачиваем в проулок. Дорогу выбираем безлюдную, в духе Роберта Фроста[3]. Мы вовсе не ищем приключений; главное, не потревожить живых. А это — одна из заповедей нежити.

Не тревожь живущих.

Не выходи из дому после комендантского часа.

Не занимайся некрофилией.

Не желай плоти ближнего твоего.

Есть и еще несколько — о почитании хранителей приютившего тебя и о воздержании от участия в актах гражданского неповиновения, — однако в большинстве своем это просто правила, которых надо придерживаться, чтобы сосуществовать с живыми. Зато они не обременены никакими запретами в отношении нежити. Ну, может быть, за исключением некрофилии. Что, впрочем, и так понятно.

Здесь несколько кварталов занимают предприятия легкой промышленности, уже закрытые на ночь. Впереди мило беседуют Хелен и Рита — наверное, о чем-то важном. А мне приходится терпеть пытку…

— Чувак, хочешь потрогать мою черепушку? — Джерри снимает бейсболку. — Это так клево, ваще…

Неожиданно Хелен останавливается и поднимает руку — ни дать ни взять регулировщик на перекрестке.

— Офигеть, чувак, — восхищается Уолтер, пробежав пальцами по Джерриным лоснящимся мозгам.

— Тс-с, — шипит Хелен.

В темном конце проулка позади нас хлопнули дверцы автомобиля. Доносится эхо мужских голосов, смех и звон разбивающихся бутылок. Затем — тишина.

— Что такое? — спрашивает Рита.

— Живые, — шепчет Хелен. — Судя по всему, братство.

Простые обыватели по большей части выкрикивают оскорбления, бьют о твою голову бутылки и буянят, пока им самим не надоест. Куда опаснее подростки с бурлящими гормонами и недостатком воображения. Любители боулинга после ночи пьянства, как правило, действуют без околичностей — дерутся своим родным орудием. Но хуже всех юнцы из студенческого братства — эти будут расчленять, бить, наносить увечья, истязать, резать и поджигать. И ни за что не остановятся.

По крайней мере, так говорят. Сам я никогда не встречался ни с братством, ни с боулерами, ни с обывателями. И если не считать подростков, от которых я принял крещение помидорами в новой форме своего бытия, оскорбляли меня только словами.

Через несколько минут разбивается еще одна бутылка. Снова смех, затем слышен чей-то голос:

— Зомби! Выходите, поиграем!

— Ого! — Это Джерри.

«Ого» — в самый раз.

В конце проулка, квартала на два позади нас, из темноты материализуются пять или шесть фигур, вооруженные разнообразными предметами.

— Бежим! — командует Хелен.

Легко сказать «бежим», если у тебя работают обе ноги. А когда твоя лодыжка вывернута самым причудливым образом, бег отнюдь не вариант.

— Вы бегите, а я помогу Энди, — говорит Рита и подходит ко мне слева.

Джерри и Уолтеру два раза повторять не нужно: вмиг подрываются. Хелен, поколебавшись секунду-другую, улепетывает вслед за ними. Сроду бы не подумал, что пятидесятидвухлетняя зомби может с такой скоростью перебирать коротенькими ножками.

Рита обнимает меня за пояс и закидывает мою левую руку себе на плечи.

— Готов?

Сейчас бы набраться смелости и сказать: уходи!.. Хорошо, что я не могу говорить. Меня успокаивают Ритино прикосновение, ее рука, прижатое ко мне тело. Это куда приятнее, чем остаться с глазу на глаз с потрошителями. Так что я лишь киваю в ответ.

Сперва у нас получается плохо, но к тому времени как Джерри, Уолтер и Хелен достигают конца проулка, мы входим в ритм и, кажется, уже не теряем времени даром. Обернувшись, я вижу преследователей почти в квартале от нас.

— Гы-ы-ы, — мычу я, чтобы предупредить Риту.

Гиканье и улюлюканье разносятся эхом; чем ближе звук шагов по асфальту, тем неотвратимей становится нападение. Мы с Ритой что есть мочи ковыляем в конец проулка — как отстающие в соревновании по бегу со связанными ногами. Вот только нам не до смеха.

И болельщиков у нас нет.

За углом последнего здания пытаюсь найти какое-нибудь убежище, чтобы улизнуть от преследователей. Внезапно перед нами возникает фигура.

— Быстрее! — говорит Джерри, помогая подвести меня к контейнеру рядом с постройкой. — Запихиваем его туда. Давай же!

Они вдвоем подсаживают меня, я переваливаюсь через край и падаю лицом во что-то мягкое и липкое.

— Будь здесь, — приказывает Джерри. — Мы за тобой вернемся.

Можно подумать, у меня есть выбор.

Джерри с Ритой убегают, а я устраиваюсь поудобнее в теплой вязкой жиже, сомкнувшейся над моим лицом.

На ощупь похоже на клей, но пахнет как моторное масло. Все-таки вторничный вечер я рассчитывал провести несколько иначе.

Не прошло и десяти секунд, как послышались шаги: преследователи выбегают из проулка и, миновав контейнер, несутся за Ритой и Джерри. Во всяком случае, большая часть. Один из членов братства останавливается аккурат у контейнера.

Если у тебя не стучит сердце, и в кровь не поступает адреналин, в минуты насильственного заточения ты ощущаешь странное спокойствие. Впрочем, это вовсе не значит, что я не боюсь засветиться. Просто я не испытываю психологических последствий страха, как раньше. Они лишь сохранились в памяти. И сейчас память подсказывает — мне кранты.