ХТОНЬ. История одной общаги - Евгений ЧеширКо

– У меня есть знакомый в полиции. Он может прийти. Или нужен именно участковый?

– А я не знаю, – захлопала глазами Шаповалова. – Может, действительно, любого полицейского уже пригласить?

– Вы про Гордеева? – поинтересовался я.

Неврубель кивнул и посмотрел на Шаповалову.

– Так что? Звонить?

– Ну не знаю. Если он сможет…

– Звонить или нет?

– Ну позвоните, позвоните, Геннадий Павлович.

Художник поднялся из-за стола и вышел из кухни. Он вернулся через несколько минут и снова уселся за стол.

– Завтра не сможет, а в субботу придет, часов в одиннадцать утра.

Полицейский не обманул и появился в общежитии ровно без пяти минут одиннадцать субботним утром. Я только вышел из душевой, как увидел в коридоре того самого старлея, который почти год назад задерживал меня в парке. Его лицо излучало все ту же усталость и равнодушие к происходящему. С ним пришел еще один полицейский – толстенький коротыш с бегающим взглядом маленьких глаз и папкой под мышкой. Как оказалось, это и был наш участковый, которого никак не могла поймать Шаповалова.

– Где-то мы с вами уже встречались, молодой человек, – чуть ли не зевая, устало произнес старлей.

– Было дело, – кивнул я и попытался протиснуться мимо него к двери своей комнаты.

– А где же?

– Вы меня задерживали за попытку убийства.

Участковый так резко повернул голову в мою сторону, что чуть не свернул себе шею.

– А-а… Точно-точно, – вспоминая, закивал старлей. – И как там ваша жертва? Жива?

– Да, после того раза я решил, что подготовлюсь получше и убью ее без свидетелей.

Коротыш мотал головой из стороны в сторону, бросая испуганные взгляды то на меня, то на старлея. То ли его пугала мысль о том, что на его участке живет потенциальный убийца, о котором он не знает, то ли изумляло спокойствие коллеги, с которым он разговаривал с душегубом.

– А фамилия ваша как? – наконец пришел в себя участковый.

– А ваша?

– Лейтенант Скворцов, – представился он и тут же принялся извлекать из своей папки какие-то бумаги. Вытащив несколько листов, он пробежал их глазами и тут же сунул обратно.

– Казанцев, – сказал я, наблюдая за его странными действиями.

– Казанцев, значит… – пропыхтел он себе под нос и извлек из папки еще несколько листов. Они его тоже не удовлетворили, поэтому отправились вслед за предыдущими.

Я еле сдерживал улыбку – видимо, эти махинации с бумагами при произнесении каждого слова уже стали его привычкой, которую он даже не замечал.

– У вас еще есть ко мне вопросы? – спросил я, чтобы проверить свою теорию.

Рука Скворцова дернулась к папке, но его опередил старлей, прервав эту забавную пантомиму.

– Геннадий Павлович в какой комнате проживает?

Я указал на дверь Неврубеля и прошел в свою комнату, чувствуя на своей спине обжигающий взгляд участкового. Не удивлюсь, если сегодня увижу его ночью, устраивающего засаду напротив моего окна. Главное, чтобы он не забыл дома папку с документами, иначе раскрыть преступление не удастся.

Переодевшись, я вышел в коридор, где уже собрались все оставшиеся жители этажа. Со старлеем о чем-то беседовали Неврубель и Шапоклячка, Самохин равнодушно подпирал плечом стену, Мишаня рассказывал какой-то анекдот участковому, который сдержанно улыбался, бросая на меня подозрительные взгляды.

– Так, товарищи, – взял слово старлей, – меня зовут Михаил Александрович Гордеев. Моего коллегу, Алексея Викторовича Скворцова, вы, наверное, знаете. Он ваш участковый.

Все тактично промолчали, сделав вид, что действительно знают его.

– Сейчас будет производиться вскрытие комнаты гражданки…

– Новиковой Тамары Васильевны, – подсказала Шаповалова.

– Да. Безвестно отсутствующей. После вскрытия Алексей Викторович составит опись имущества, а всех вас я попрошу поставить в ней свои подписи в качестве свидетелей. Какая комната, Надежда Ивановна?

– Вот эта.

Все уставились на массивную металлическую дверь двести третьей комнаты, будто увидели ее впервые. Впрочем, полицейские действительно ее раньше не видели. Гордеев тяжко вздохнул и почесал затылок.

– Товарищи, мероприятие переносится на некоторое время. Сейчас мы вызовем бригаду спасателей, которые и произведут вскрытие. Попрошу вас дождаться их приезда.

Он устало покачал головой и извлек из кармана телефон.

– Что же вы, Геннадий Павлович, сразу не сказали, какая здесь дверь?

Неврубель лишь пожал плечами.

– Пойдемте на кухню, я вас пока чаем напою, – оживилась Шаповалова.

Скворцов, чуть не выронив папку, тут же засеменил за ней, остальные разбрелись по комнатам.

Спасатели приехали минут через двадцать и, проведя небольшое совещание с полицейскими, без лишних слов приступили к делу. Дверь решили срезать с петель с помощью болгарки, поэтому все, не участвующие в процессе, отошли в дальний конец коридора. Вся операция заняла не больше десяти минут, и дверь, наконец, была снята и аккуратно приставлена к стене.

– Товарищи, повторяю еще раз, – снова заговорил Гордеев, – после вскрытия двери мы организованной группой из двух-трех человек войдем в комнату, после чего…

– Вот это номер… – послышался от комнаты бабки голос спасателя.

– Что там? – повернулся к нему старлей.

– Да здесь…

Спасатель стоял у проема двери и смотрел на нас какими-то растерянными глазами, указывая рукой внутрь комнаты.

– Ну?

Гордеев цокнул языком и зашагал к нему. Заглянув в комнату, он замер на несколько секунд, а затем повернулся к нам, в один миг будто став еще более уставшим, чем обычно.

– Планов на вечер не было? – обращаясь к Скворцову, произнес он.

– А что?

– Сегодня мы здесь задержимся.

Все, как по команде, ринулись к проему. Гордеев зачем-то попытался нас остановить, но Мишаня оттер его плечом и первым заглянул в комнату, тут же выдав тираду трехэтажного мата.

– Божечки! – заголосила Шаповалова, почувствовав неладное. – Что там, ребята?

Мишаня отступил от проема, дав мне возможность заглянуть внутрь. Кажется, даже по прошествии многих лет, лишь закрыв глаза, я смогу детально описать всю обстановку комнаты, которая предстала перед моим взором.

Несмотря на дорогую дверь, которую купила себе Тамара Васильевна, интерьер комнаты не отличался ухоженностью. Деревянные полы когда-то были покрашены в коричневый цвет, но со временем краска у входа стерлась, обнажив истинный цвет досок. Голубые обои в цветочек отходили на стыках, а правую от входа стену прорезала трещина шириной в полпальца от самого потолка и до пола. В этом месте клок обоев свисал вниз, демонстрируя свою обратную сторону с прилипшим к ней куском штукатурки. Над окном до пола свисала тюлевая занавеска желтоватого оттенка. В правом углу комнаты стоял стол с выдвинутым наполовину ящиком, в котором лежали какие-то тетради или книги. Слева виднелся угол шкафа из ДСП, на котором висело небольшое овальное зеркало, покрытое слоем пыли. Чуть дальше,