Черная сирень - Елизарова Полина

Он ей более чем нравился, и она мечтала о том, как все у них красиво сложится, мечтала, что он наконец-то начнет за ней по-настоящему ухаживать, что будут поцелуи в кустах сирени, долгие многозначительные взгляды на зависть подругам, а может, и маленькие подарки, привезенные его отцом из-за границы, но… «Депеш мод» на всю катушку (проверка нервов у жильцов дипломатического дома), идеально чистая огромная лоджия с одинокой банкой в углу, где плескались в воде груды бычков, заграничная салями в холодильнике, разведенный спирт из тончайших фарфоровых чашек, и всегда рядом – толпа его прихлебателей.

Незадолго до выпускного он переспал с ее подругой.

И та, с утра пораньше (еще не было звонка на первый урок), сидя на подоконнике женского туалета и умело затягиваясь украденным из дома Разуваевых «Мальборо», не скупясь, выдала заинтересованным одноклассницам все пикантные подробности.

«Какая же ты гадина!» – подумала тогда Галина.

Судя по циничным смешкам, которыми она сопровождала свой рассказ, подруга имела достаточный опыт в этом деле.

У Галины же опыта не было.

Конечно, она врала одноклассницам, что и в ее жизни происходит нечто весьма и весьма интересное, придумывала несуществующих ухажеров, курила, чтобы быть как все, и тайком писала стихи, которые посвящала Разуваеву, а точнее – его долгожданному прозрению.

…Года три назад она случайно его встретила, в нарядном торговом комплексе в центре города.

Морщины посекли лицо. Хорошего качества пальто явно пережило уже не одну зиму.

Он был искренне рад встрече, восклицал до неприличия громко, обнимал и целовал ее почти беспрерывно, и как-то незаметно они переместились в кафе на крышу здания.

Перебивая друг друга, они перескакивали с темы на тему, и разговор у них как будто не прекращался ни на минуту, но Галина сразу почувствовала в этом что-то неестественное.

Украдкой она поглядывала на часы: ей следовало еще забежать в гастроном и приготовить ужин. Каждый вечер, как бы ни была занята на работе, Галина стремилась чем-то побаловать своих: никаких полуфабрикатов, никакой разогретой вчерашней еды.

Но как все это объяснить Максу Разуваеву?

К моменту этой встречи он уже лишился самых громких своих аккордов, но все еще гремел, будоражил, держа в тонкокожей руке Галинину руку, и при этом присвистывал вслед фигуристой официантке.

В какой-то момент, сидя с ним за столиком под стеклянным куполом, она заметила другие часы, под крышей здания напротив: большие, круглые, надменные.

Тик-тик, ходики, улетели годики.

Между ней и Разуваевым, таким своим, таким веселым парнем из юности, была пропасть.

У нее были институт, Родя, дочка, работа, мать с бабкой, иногда, как яркие вспышки, – новые страны и города, бесконечные детские сопли, бессонные, пропахшие перегаром ночи.

А что было у него?

Она не знала…

Но в тот вечер ее это не интересовало, ведь она торопилась домой, укоряя себя за опрометчивое согласие попить кофейку в модном дорогом кафе.

В заведение, будто яхты в порт, поминутно заходили длинноногие развязные девицы, и Макс, как и много лет назад, предавал ее, с неприкрытым интересом разглядывая входящих, разменивая ее внимание на что-то сиюминутное…

…Галина решила забить на отчеты и снова зашла в соцсеть, на страничку к Разуваеву.

Семейное положение – «все сложно».

Ну, это понятно…

Он рассказывал ей тогда, что одна, особо настойчивая, родила от него, но в ЗАГС он с ней не ходил и долго они не прожили, хотя ребенка он признал и помогал, чем мог.

Ну ладно, что дальше?

Из интересов – футбол да пара ссылок на «самые крутые женские попы мира».

Ясно.

Галина вернулась на свою страницу.

Ей стало невыносимо тоскливо.

Она ощутила себя так, будто оказалась в замкнутом круге, из которого нет выхода. И ее заштормило. Качнет вправо – там Родик, гад ползучий, вечно шмыгающий раздраженным от пьянства и курева носом, подолгу занимающий толчок, двуличный, лживый, у всех назанимавший, на людях – денди, а дома – хам трамвайный.

Качнет вперед – там суровые хозяева клуба и Соломона Аркадьевича, с холодными стальными глазами и, должно быть, роскошными (а главное – умными) бабами, которые никогда не станут пачкать свои задницы о дешевый велюр этого пошлого заведения.

Качнет влево – там Разуваев, вечный мальчик, изрядно потрепанный жизнью, с брошенным им ребенком от женщины, которая, как многие до нее и после нее, села не на тот поезд.

Ну куда еще качнуться?

Благородные, воспитанные и бедные интеллигентишки? Дневные представления бюджетного театра по субботам и три гвоздички в день рождения?

А водилы, а тренера фитнес-клубов? У них там что, «шашлычок под коньячок»?..

Но что же нужно ей? Теперь, к тридцати с тяжеленным хвостиком.

Ничего нового – чтобы любил.

Уважал.

Ценил.

Да нет, это все общие слова…

Галина вдруг почувствовала, что где-то, в самой глубине, словно кто-то отдирает тонкий, маленький, но крепко приросший к ее нутру лоскуток, за которым скрывается правда.

Она зажмурилась и… не позволила.

То, что за ним скрывалось, не имело ничего общего с реалиями ее жизни.

* * *

К концу рабочего дня жизнь Галины окрасилась в совершенно иные тона.

Во-первых, позвонил Родя.

Ей совсем не хотелось слышать этот вкрадчивый лживый голос, и несколько раз она сбрасывала его звонки, но потом вдруг всколыхнулась: «А если что-то с дочкой?» – и ответила мужу.

Муж сообщил ей три вещи.

Начал, само собой, с повинной.

Сказал, что чувствует себя совершенно подавленным и просит прощения за то, что в очередной раз имел глупость так сильно ее расстроить. Затем уточнил, что прямо сейчас пьет с горя «Шприц-апероль» в «Жан Жаке» с господином Курочкиным из налоговой (ну этот-то алкаш и кобель известный!), а третий, последний, месседж он озвучил нарочито спокойным голосом.

Родя сказал, что уходит из клуба.

О причине, которую назвал по телефону (старый друг предложил место управленца в каком-то туманном, но верном, с его слов, проекте), не было смысла думать, поскольку она точно знала, что он врет.

Наиболее же вероятная причина заключалась в том, что его просто попросили уйти. Ну не полные же дураки хозяева этого вертепа!

Сколько ему еще можно здесь пить, жрать и потреблять на халяву танцовщиц? Оперетки, которые он ставил в качестве художественного руководителя, безвкусны даже для такого заведения. Тем более что Родик всегда подворовывал, не по-крупному, но все же… Закупал костюмы для девочек по одной цене, а Галине приходилось оформлять покупку по другой. Ну и еще кое-что, по мелочи…