DARKER: Бесы и черти - Екатерина Белугина

вылепленное из мягкого пластика облако. И на этом облаке, как на форзаце приключенческой книги, проступают очертания карты с проложенным маршрутом. Я с тревогой подумал, что не имею понятия, куда ведет пунктирная дорога. И тогда злой, скрежещущий, словно заводной ключ внутри испорченного механизма, голос рассказал мне на ухо, что это путь к забытой дедовой поляне.

Наутро я не мог понять, действительно ли просыпался ночью, или это был кошмар. А потом увидел, что по каждой из птичек через все керамическое тело – от клюва до массивных лапок – пошла одинаковая извилистая трещина. И выглядела она точь-в-точь как маршрут на карте из моего сна-не-сна.

На следующий день Кособуцкий дал мне еще один холодный заказ. Снова был вонючий подъезд, разбитые почтовые ящики, изрисованный лифт, квартира мертвого старика, будто впитавшая в себя его долгую густую жизнь и теперь выплескивающая ее пятнами на обоях.

Я ушел с заказа со странной игрушкой «Катание с гор» – длинной двухэтажной горкой с заводным механизмом. По горке кругами ездили маленькие желтые саночки с налепленными сверху уродцами из карболита. Игрушку вместе с коробкой мне отдали за три тысячи рублей. Я прикинул, что если Кособуцкий откажет, то просто продам ее за любые деньги в интернете и окончательно завяжу со всем этим мародерством.

Но Кособуцкий был в восторге.

– Я чувствовал, Миша, что ты прям создан для этого! Помню же, как ты мне в детстве травил байки про свою поляну и оживающие игрушки! – горячечно кричал он из телефона. – Сейчас, дай еще раз фотку посмотрю… Бля-я-я, да просто нулячая, с коробкой, с инструкцией! Ты понимаешь, что, даже коцаная, она легко за сорок ушла бы? А в таком состоянии я и семьдесят слуплю. Дорогой ты мой Миха, считать умеешь?! Четверть от семидесяти, а я еще и округлю в честь удачной сделки. Ты, брат, за полчаса себе двадцатку сделал.

Двадцатка радовала душу. Перед глазами, как в калейдоскопе, закрутились все нужные и не очень вещи, которые можно на нее купить. Потом я стал подсчитывать, сколько денег заработаю такими темпами к концу недели, месяца и года. В голове сделалось легко и пусто, и я бы, наверное, совсем уплыл в мир грез на лодке фантазии, если бы не жучок сомнений, здорово и тихо ее точащий. Сквозь выеденные прорехи сочился птичий пар, на котором проступал маршрут на дедову поляну…

Вечером я получил горячий заказ, и этот выезд стал мучительно тяжелым. Меня встретил пьяный старик с висящим на поясе мочеприемником. Большая четырехкомнатная квартира оказалась завалена жутким хламом, по стенам кочевали тараканы, дно ванны покрылось бурой гнилью, некогда белые шторы походили на простыни ходящего под себя больного.

Я вышел от старика морально надломленным, зато с коробкой, полной заводных медведей. Выглядели они скверно: растрепанные и грязные, с треснувшими глазами, отвалившимися язычками, болтающимися конечностями. Один из медведей держал в лапах эскимо. Другой – переломленную пополам балалайку. Третий – красный бочонок. Четвертый толок что-то в ступке. А пятый не держал ничего, а просто стоял в жуткой позе, будто неведомая сила переломила ему позвоночник и заставила танцевать. Механизм не работал ни в одном из мишек.

На выходе из подъезда мне повстречались двое. Не тонкий и толстый, другие, но тоже словно испускающие загробные вибрации. Я и раньше замечал людей, на которых посмотришь – и сразу знаешь, что он не может работать инженером или врачом, даже игрушки за покойниками вряд ли покупает. Такой человек – это чувствуется нутром, рептильным мозгом – покойников скорее производит…

По счастью, опасные люди не обратили на меня внимания и просто зашли в подъезд, оставив за собой невнятный шлейф тревоги.

Я сел в такси – теперь мог себе это позволить – и отчитался по телефону перед Кособуцким. Особой радости медведи у него не вызвали:

– Это игрушки Ленинградского завода металлоизделий. Очень популярные в семидесятых были. До комплекта, кстати, не хватает еще такого медведя-малютки, с детской бутылочкой. В общем, с оригинальными коробками, исправные, они кусков по пять-семь каждый стоят. Но тут почти лом, драные все, с поломанными механизмами. По тысяче-полторы, может, уйдут – чисто как доноры для реставраций. Много за них отдал?

Я заплатил за медведей пять тысяч и остался при своих. Видимо, чутья на великие игрушки во мне пока так и не проснулось.

– Кстати, тут еще такое дело, – продолжил Кособуцкий. – Ничего страшного, но сообщаю, чтобы знал. Мне тут один прикормленный мусорок звонил. Ты вчера, помнишь, на холодный к бабке ездил, у которой птичек взял. В общем, она окочурилась.

– Как окочурилась? – не понял я.

– Да ты не ссы. На всякий случай тебе сообщаю, вдруг как свидетеля потом спросят, а то я хер знаю, чё там по их протоколу положено. Бабка эта окна мыла и навернулась. Башкой об асфальт, все всмятку.

Я вспомнил тетю Римму, галчонка-Римчонка с нелепым пучком седых волос. В горле встал ком. Но тут в памяти молнией сверкнуло еще кое-что, и я сказал Кособуцкому убежденно:

– Не могла она, Юр! Она вообще окна не мыла. Сама мне говорила, что слабенькая и боится выпасть.

– Ну, значит, правильно боялась.

– Да нет же. Она бы точно не стала. Понимаешь, я тебе не рассказал, но тогда у подъезда встретил двух странных мужиков. Толстого такого, как колокольчик. И тонкого. Жуткие они были. Что, если…

– Так, Миша, слушай сюда и запоминай. – Голос Кособуцкого стал очень серьезным, и в нем что-то тоненько, как натянутая струна, задребезжало. – Если на заказе видишь таких, ну, как ты и сказал, жутких людей, они парами обычно, то все бросай на хер и сваливай. Не смотришь на них, не говоришь, упаси бог, просто разворачиваешься и делаешь ноги.

– Да кто они такие-то?

– Смотри, Миша, мы следим за игрушками мертвых, книжники – за книгами. А есть люди, которые пасут квартиры. И для них «горячий» заказ – когда человек остается совсем один, без родственников, зато с «зеленкой» на руках.

– Не понял. А что менты? Прокуратура какая-нибудь?

– Там обычно в курсе, большие люди в доле. Раньше и наших, и похоронных, бывало, просто так калечили, за то, что подвернулись. Сейчас другое время, как-то цивилизовалось все. Нас игнорируют, мы стараемся не отсвечивать. Ну и с клиентами они теперь чище работают, кому-то содержание дают, кого-то в пансионат вроде устраивают. Не убивают, не отжимают по беспределу, договора пишут. Иногда, наверное, случаются эксцессы, но тут наше дело – сторона. Ты, в общем, запомни: увидел таких ребят, сразу сваливай.