Фронт и тыл Великой войны - Юрий Алексеевич Бахурин

со 105-м пехотным Оренбургским полком, которыми командовал полковник П. Д. Комаров, тоже действовала успешно. Оренбуржцы без единого выстрела заняли Будвейчен[971]и приступили к поддержке частей в правой колонне дивизии Адариди. Находившаяся при том же полку 1-я батарея 27-й артиллерийской бригады стала обстреливать Допенен. Дальнейшее развитие событий во многом зависело от действий немецкого командования.

Командир 1-го армейского корпуса генерал Герман фон Франсуа изначально трактовал складывающуюся на границе ситуацию иначе, нежели Притвиц. «Он [Франсуа] хотел всюду, где бы противник ни показался, решительно атаковать его, а где возможно, искать столкновения с ним еще на русской территории. Это соответствовало его пренебрежительной оценке русских, жажде подвигов и готовности принять на себя ответственность», — отмечалось впоследствии в официальной немецкой истории Первой мировой войны, изданной Рейхсархивом[972]. И когда в 13 часов Франсуа получил приказ о немедленном отходе, то не подчинился ему и отдал собственный — об атаке. С учетом значительного превосходства русских войск в численности решение Франсуа было откровенной авантюрой. С другой стороны, его преимущество составляли эффект неожиданности и ведение боя с подготовленных позиций, а не с марша, как авангарду Ренненкампфа. Вдобавок генерал полагал, что атакует правый фланг русской армии, а никак не центр.

В случившемся далее для русских была и доля трагической ошибки. «Неожиданно поручик П. Ясевич (получивший за этот бой Георгиевское оружие) донес, что с юго-запада продвигаются части пехоты. Полковник Комаров предположил, что это части соседней 40-й дивизии, однако на самом деле она отстала, а это выходила во фланг и тыл 2-я германская дивизия генерала Фалька», — описывает ее исследователь боя при Шталлюпенене К. А. Пахалюк[973]. Фланговая атака оказалась весьма сильной, командир полка погиб, а сам полк был деморализован, хотя и отнюдь не весь. 1-я батарея под началом героя еще обороны Порт-Артура подполковника А. Ф. Аноева успела развернуть орудия и открыть картечный огонь по неприятелю, а офицер пулеметной команды поручик Н. С. Васильев расстреливал немцев практически в упор, пока сам не был убит.

Однако 105-й пехотный Оренбургский полк оказался разбит и в массе своей бежал. Это бегство около 15 часов поравнялось с уфимцами, тоже дрогнувшими и частично принявшимися отступать. Затем генерал Адариди узнал о разгроме левой колонны и панике уже и в 107-м пехотном Троицком… Ситуацию требовалось спасать, и для этого начальник дивизии воспользовался резервом: 108-м пехотным Саратовским полком. Его командиру, полковнику О. О. Струсевичу, было приказано пресечь бегство русских войск, а затем вступить в бой с неприятелем. Первый приказ он выполнить не мог, даже открыв стрельбу по своим. О восстановлении дисциплины артиллерийским огнем в полках 25-й пехотной дивизии генерала от артиллерии П. И. Булгакова ранее уже говорилось, хотя она действовала в целом успешно и к 15 часам успела даже взять с боя 4 немецких пушки.

Капитан Успенский описывал десятки убитых, падающих на землю бок о бок с живыми. Офицеры всеми силами стремились восстановить порядок: «Как сейчас вижу фигуру командира роты капитана 99-го Ивангородского полка, раненого в грудь, плечо и бедро. Кровь сочилась у него по всему френчу… Когда, не выдержав страшного огня, кучка иван-городцев начала отходить, капитан поднялся во весь рост со страшной раной на груди — весь окровавленный и, со сверкающими глазами, закричал своим солдатам: “Куда? Ошалели! Где противник? Вон где. Ивангородцы, вперед!”»[974]. А еще капитан уфимцев наверняка вспоминал шуточные предсказания штабс-капитана М. К. Попова о том, какая судьба подстерегает офицеров на войне: «Капитану Барыборову сказал, чтобы тот не ел сейчас так много (тот аппетитно ужинал), потому что, если ранят в живот и желудок переполнен пищей, — смерть неминуема! Барыборов засмеялся, но есть перестал. Одному капитану сказал, что будет генералом и т. д. А когда мы спросили его, что даст война ему, он серьезно сказал: “Деревянный крест, потому что в японскую войну я не получил его”»[975]. По жуткому совпадению пророчество сбылось почти моментально: 13-я рота капитана В. И. Барыборова заняла высоту и начала отстреливаться с нее, когда командир был ранен в живот[976].

27-й пехотной дивизии пришлось отступать обратно на русскую территорию; ее отход прикрывали саратовцы вкупе с 8-й батареей 27-й артбригады. «Вы оголяете совершенно левый фланг 25-й пехотной дивизии и даете неприятелю огромное преимущество», — взывал к нему генерал Епанчин, но потери в дивизии были слишком велики для продолжения активных действий. Обвинять задним числом генерала Адариди в малодушии несправедливо. Участь его соединения во многом явилась следствием отставания 40-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Н. Н. Короткевича, тоже понесшей большие потери и обнажившей фланг самого Адариди. Корнем зла же для всех русских соединений в том бою была скверно налаженная связь[977]. Тем не менее в большинстве поколебленных частей дисциплину удалось удержать. Полки 25-й пехотной дивизии продолжали идти вперед, вкупе с 29-й пехотной дивизией генерала Розеншильд фон Паулина угрожая левому флангу Франсуа. Когда там же, на северном крыле боя, в ход пошла конница генерала Хана Нахичеванского, уже немецкой кавалерии пришлось ретироваться. К ночи германские войска покинули Шталлюпенен, оставив в нем лишь незначительные силы.

В военной истории отступление обычно считается признаком поражения. О бое 4 (17) августа 1914 года однозначно сказать то же самое нельзя. Да, порывистый немецкий командующий только к вечеру подчинился приказам Притвица отступать, до того игнорируя их, но при этом потери русских войск оказались куда тяжелее, нежели немецких: 619 убитых (против двух сотен у немцев), 2382 раненых (около тысячи человек в корпусе Франсуа), 4466 пропавших без вести и пленных (всего 82 у неприятеля)[978]. Франсуа и его войска никто не преследовал, и у него уже складывался план реванша у Гумбиннена — это сражение состоится через три дня. Ренненкампфу не удалось окружить и разгромить неприятеля. Однако 1-я армия все же продвинулась вперед и через пару дней войскам был зачитан приказ командующего: «После упорного боя 4 августа противник отошел. Нами занят гор[од] Сталупенен, причем взято 7 орудий, 2 пулемета, много пленных. Сердечное мое великое спасибо за великолепную отверженную работу частей». Несмотря на заявленную победу, большая часть текста приказа была посвящена недочетам и оплошностям в действиях русских войск[979].

Несколько дней спустя, 8 (21) августа на Юго-Западном фронте разыгралось первое и вместе с тем — последнее крупное кавалерийское сражение. В лощине близ Ярославиц сошлись в сече русская 10-я кавалерийская дивизия генерал-лейтенанта графа Ф. А. Келлера и австрийская 4-я кавалерийская дивизия генерала Эдмунда Риттера фон Зарембы. Завязкой битвы послужила атака