Вечный день - Юлиус Фучик

«Пора бы им прийти», — подумал он и свистнул.

Из конуры вылез лохматый Дунчо, потянулся, зевнул и завилял хвостом. Папарчик почесал ему голову, похлопал и вздохнул:

— Одни мы с тобой, друг, будто сироты.

Пес уставился на него умными глазами и потерся боком о его ногу.

— Все ты понимаешь, Дунчо, — сказал Папарчик, — вот только говорить не можешь.

«И правильно, что я отправил своих к сестре, — подумал он. — Там с людьми им легче выдержать. И у меня руки развязаны».

Ему было неспокойно, пока жена и дочь с внуком оставались здесь. От ужаса замирало сердце, стоило лишь подумать, что будет, если, сняв партизанские дозоры, сюда нагрянут немцы и застигнут его врасплох. Одному-то проще, в случае чего успеет удрать. Вон за ручьем лес — рукой подать. Куда хуже было бы спасаться всей семьей. Это уж точно. Что б он мог сделать? Немцам распрекрасно известно, что партизаны пользуются поездом, знают они и о нем, Папарчике. Уж немцы его не помиловали бы, да он и не стал бы просить пощады. Ни за что.

Он огляделся по сторонам. За горами гремели орудия, высоко в безоблачном небе сверкающей точкой плыл самолет.

— Русские… — с надеждой выдохнул он. — Скорей бы приходили. — «И охота еще немцам воевать, — подумал он, качая головой. — Уж сколько тысяч километров назад отдали… А все им неймется, еще и в горы лезут».

Ветерок донес с края долины, где уже оголились склоны и косогоры, запах оттаявшей, ожившей земли. Папарчик глубоко вздохнул и улыбнулся. «Близится весна, скоро и войне конец. Наконец-то заживем по-человечески».

Он из-под ладони оглядел склоны гор:

— Снега много навалило. Мало сена будет. — И махнул рукой. — Обойдемся. Лишь бы немец не вывозил на запад. Без воров и малым обойдемся.

Вдруг ему почудился стук приближающегося поезда. Он поспешил в дом, снял с плиты большую кастрюлю с картошкой. Каждый день варил он полную кастрюлю картошки и потом на поезде отвозил к партизанским дозорам, чтобы те поели горяченького.

Папарчик взял кастрюлю и вышел. Поезд на самом деле приближался.

— Хорошо, что Грубош в паровозе толк знает, — улыбнулся он, — все ж помощь.

Паровоз с вагоном, в котором прежде в летние месяцы возили туристов в курортный поселок в горах, остановился как раз перед Папарчиком.

Папарчик поставил обжигавшую ему руки кастрюлю на скамейку и вытянулся по стойке «смирно».

Грубош помахал ему рукой, соскочил с паровоза и, улыбаясь, поздоровался. Из вагона вышли четверо партизан, один из них — начальник штаба отряда, майор Янчура.

Майор достал из кармана плоскую бутылку и подмигнул Папарчику.

— Мы тут вспомнили кой о чем, — сказал он и, не спеша пересчитав стоявших вокруг, обратился к Папарчику: — Принесите шесть стопок.

Светлые глаза его под белесыми бровями сияли. Папарчик пожал плечами: «Чего там у них?»

— А ну, какой сегодня день? — спросил майор с напускной строгостью.

— Не знаю, ей-богу, не знаю, — покачал головой Папарчик.

— У вас ведь именины, Иозеф, сегодня, черт побери, — хлопнул майор его по плечу, снял с головы фуражку, тыльной стороной ладони вытер вспотевшую лысину и поправил красную ленточку над козырьком.

Папарчик всплеснул руками:

— Верно! Поди ж ты — забыл и про именины! Он распахнул дверь:

— Заходите, пожалуйста!

В кухне на стене висела большая салфетка с вышитой надписью: «Гость на порог, бог на порог», здесь было уютно и тепло. Папарчик расставил на столе стопки, но когда майор собрался было уже наливать, остановил его.

— Нет, сегодня я угощаю, — воскликнул он, достал из буфета темную бутылку и налил всем.

Майор поднял стопку, посмотрел на свет и спросил:

— На травах?

— Да, — кивнул Папарчик, — на горечавке настояна. Хороша, ей-богу…

Он пригладил волосы и, смущенно улыбаясь, добавил:

— Сам не похвалишь, никто не похвалит.

— Ну, твое здоровье, отец, — поднял стопку майор. Они чокнулись, выпили и уселись.

Маленький, коренастый Иожо Мрнчо похлопал Папарчика по плечу.

— Я тоже Иозеф.

Папарчик налил еще, и Янчура торжественно поднялся.

— Разрешите нам, отец, — обратился он к Папарчику, — по случаю ваших именин назначить вас министром путей сообщения.

Папарчик со смехом отмахнулся, но майор назидательно поднял указательный палец:

— По поручению бойцов нашего отряда отныне назначаю вас министром железных дорог Чехословацкой Республики.

Папарчик снова засмеялся, а Янчура сел и продолжал:

— А ведь я почти серьезно говорю. Ведь это — единственная железнодорожная линия, — он показал глазами в окно на рельсы, — действующая на свободной от немцев словацкой территории, а вы — уже который месяц — единственный железнодорожник, служащий Чехословацкой Республики, который без простоев водит здесь поезд.

— Да здравствует министр! — воскликнул Мрнчо, и глаза его заблестели. — Ваше здоровье, пан министр!

Грубош нахмурился:

— К чертовой матери панов, у нас будут товарищи министры.

Папарчик с улыбкой взглянул на Мрнчо:

— Крепко же вас разобрало от моей водки.

— Да мне и капли довольно, — оправдывался тот, а Янчура ухмыльнулся:

— Маленький горшок быстрее закипает.

— Вечно меня ростом попрекают, — дернул плечом Мрнчо. — А я вам напомню: мал золотник, да дорог.

Папарчик встал из-за стола:

— Пойду яишенку соображу.

Вдруг все замерли и прислушались. Из долины донеслись пулеметные очереди. Дверь резко распахнулась, и с криком «Ребята, немцы!» в кухню ввалился здоровенный плечистый сибиряк Андрей. Подойдя к Янчуре, он отрывисто доложил, что эсэсовцы прорвались через партизанские заставы. Оставшиеся в живых партизаны еще яростно сопротивляются, и им срочно нужна помощь. Янчура вздрогнул:

— У нас же раненые в Махнатом!

— Поехали на поезде, — предложил Андрей.

Янчура кивнул и схватил его за плечо:

— Пулеметы есть?

— Есть два.

— Тогда в самом деле лучше на поезде. — И приказал: — Пошли!

Они выбежали из кухни, последним выскочил Папарчик и отвязал собаку: может, Дунчо убежит, когда немцы прорвутся сюда. Не то ведь пристрелят. Если пес и побраконьерствует в лесу, пусть его, сейчас это простительно. Не забыл Папарчик и про кастрюлю. Пригодится. Он отнес ее в вагон.

Партизаны Андрея устроились у окошек, и поезд тронулся. Папарчик прошел на паровоз. Грубош, который за время восстания научился водить паровоз, уступил ему место:

— Вы ведь мастер.

Поезд мчался как никогда. Мчался навстречу стрельбе. И когда выехал в долину, с поезда тоже стали стрелять. Никто бы не поверил, что маленький поезд, по прозванию «корытце», возивший когда-то туристов в Липтовские горы, может превратиться чуть ли не в бронепоезд. Пули легко пробивали его насквозь, и все же он атаковал! Ребята из группы Андрея вовсю палили из окошек, и немало немцев осталось лежать на островках грязного снега.

Не осрамился и Папарчик. Выбрав момент, он остановил