1812: Новые факты наполеоновских войн и разгром Наполеона в России - Николай Федорович Шахмагонов

и то, присоединившись к его штабу, всячески мешал и вносил путаницу в дела. Остальные же – Беннигсен, Буксгевден, Эссен и прочие не были носителями русских традиций, заложенных Румянцевым, Потёмкиным и Суворовым.

Столь желанным для Александра его «военным подвигам» предшествовал случай, который можно было бы расценить дурным предзнаменованием. Князь Чарторыжский из кожи лез вон, чтобы роскошно встретить в Пулаве «спасителя польского королевства». Но он проглядел Императора. Тот явился в ночь на 18 сентября во дворец, весь забрызганный грязью, в сопровождении еврея, освещавшего дорогу фонарём. Оказалось, что австрийские проводники Императора заблудились, а коляска его, налетев на пень или корягу, разломалась. К его счастью мимо проезжал обыватель, который вёз из города бочку с нечистотами. Он и вызвался проводить Императора ко дворцу лесными тропами.

Утром к Императору явились родители Чарторыжского, чтобы поблагодарить за оказанную честь, на что тот возразил, «что он им ещё более обязан, так как они дали ему лучшего друга в жизни». А этот друг уже втянул и Александра, и всю Россию в большую беду.

Началось время парадов и смотров, проводимых с одной целью – покрасоваться перед войсками и народом. Утром – яркий военный мундир, после обеда – роскошное статское платье, и так каждый день: балы и смотры, смотры и балы.

Чарторыжский делал всё, чтобы пребывание Императора в Польше стало памятным, чтобы его державный друг проникся духом народа, который решил защищать.

Польша, воодушевлённая пребыванием красавца Императора во главе могучей армии, готова была вся подняться против Пруссии. В польских областях, отторгнутых Пруссией, усиливалось брожение, на базарах торговки открыто говорили прусским полицейским: «Ваша власть заканчивается, вот уже скоро придут русские и вас выгонят».

Чарторыжский, умело проводя свои интриги в пользу Польши, добился того, что Австрия согласилась возвратить польские территории в обмен на территории прусские, которые должны быть захвачены для сей цели русскими войсками.

Английские политики тоже готовы были к тому, чтобы силой оружия принудить Пруссию к вступлению в коалицию против Наполеона. Своих солдат, правда, Лондон посылать не собирался, но Императору Александру рекомендовал вести боевые действия с Пруссией решительно. Но Император все ещё колебался, окончательно не выбрав, на какую из кровавых плах швырнуть «русское пушечное мясо».

Памятуя о прелестях прусской королевы, он склонялся к тому, чтобы в угоду ей пойти против агрессивных устремлений своего друга Адама. В те дни он взвешивал не интересы России, а свои чувства – сердечные к прусской королеве и дружеские – к Чарторыжскому?

А русские солдаты ожидали решения Императора, за которое из его чувств им предстоит умирать, повинуясь воле монаршей.

На переговоры с прусским королем Император направил князя Долгорукова, который был, также как и Чарторыжский, его любимцем, но придерживался явно противоположных взглядов, нежели Адам.

Сердечные страсти победили, и 4 октября 1805 года Император объявил о решении идти не в Варшаву, а в Берлин. Вскоре прусский король мог любоваться «скромными и благоговейными ухаживаниями» русского Императора за прусской королевой.

Адам Чарторыжский, убитый горем, оплакивавший несбывшиеся планы по восстановлению Польши с помощью русских штыков, лишился былого влияния, а русские генералы по приказу Александра спешно уничтожали все бумаги, в которых содержались какие-либо планы против Пруссии. Тому способствовал и князь Долгоруков, продолжавший ещё более дерзко обличать предательские замыслы министра-поляка.

А между тем, жиденький, лживый союз против Наполеона уже потерпел первую свою неудачу. Большая часть армии австрийского генерала Макка во главе с командующим сдалась в плен под Ульмом, едва перед нею появился Наполеон.

Французы развернули наступление на Вену, а Русский Император, прежде чем поспешить к армии, решил совершить обряд юродства, попрать память предков. С особой печалью заявил он на прощальном обеде, что скорый отъезд не даёт ему возможности поклониться останкам великого Фридриха. «На это хватит времени!» – с восторгом провозгласил прусский король. В 11 часов Александр, прусский король и прусская королева Луиза в торжественном молчании встали из-за стола и при свете свечей спустились в склеп. Александр пал на колени, пролил слезы, поцеловал усыпальницу напавшего на Россию в середине XVIII века и побитого Петром Семеновичем Салтыковым «великого» прусского полководца. Затем он со слезами умиления поклялся прусской королеве и отчасти её супругу в честной дружбе, ради которой не пожалеет крови русских солдат.

И вот Император, возомнивший себя великим полководцем, с решительным видом выехал к войскам, чтоб наказать ненавистного ему дерзкого Бонапартишку.

Великая Россия! Могучая Россия! Многострадальная Россия! Были ли нужны тебе поля под Аустерлицем, обильно политые кровью и усыпанные телами русских крестьянских и казачьих сынов, одетых в военную форму, нужны ли эти поля их матерям и вдовам, осиротевшим в русских селениях?

Австрийцам не нужны были те поля. Они предпочли сохранить свои жизни путём предательства русских. Они сдались на милость победителей. И даже после такого предательства, после такого позора союзников эти поля почему-то очень понадобились Императору Александру. Отчего же он не последовал примеру Павла Первого, который, убедившись в лживости и предательстве австрийцев, немедленно прекратил с ними союз и возвратил свои войска в Россию?

Нужна ли была та война России, если даже Император долго не мог решить, с кем же воевать и за кого: вместе с поляками против пруссаков или вместе с пруссаками против Наполеона. Главное – воевать, обрести славу полководца, возвыситься над всеми, быть впереди, утоляя тщеславие и честолюбие… А дерево гордыни становилось с каждым шагом все более сухим…

Австрийцы, «поджав хвосты», бежали опрометью перед французами, без сожаления отдав даже свою прекрасную столицу Вену, затем, освободив без выстрела мост через Дунай, облегчили тем самым и без того легкий победный марш наполеоновских войск.

Генерал-лейтенант Александр Иванович Михайловский-Данилевский, сделавший описание всех войн с Наполеоном, так рассказал об этом событии, которое можно было бы назвать смешным, когда б не стало оно горьким: «Мюрат и Ланн пришли в Вену, где вовсе не было австрийских войск. Не останавливаясь ни на минуту в городе, они обратились прямо к мосту, в виду коего на левом берегу Дуная расположен был венский гарнизон под начальством князя Ауэрсберга, имевшего повеление взорвать мост и потом оборонять переправу.

У самого моста, покрытого удобозагорающимися веществами, стояла пушка для сигнального выстрела к зажиганию моста; подле неё был офицер с курившимся фитилем. Распорядившись таким образом исполнить возложенное на него поручение, князь Ауэрсберг ожидал появления французов для приказания взорвать мост. Вдруг прискакали к противоположному берегу Дуная Мюрат и Ланн с несколькими всадниками и, махая платками, въехали на мост, честью уверяя в заключении с императором Франции перемирия.

«Не имея больше враждебных намерений против австрийцев, – говорили