Чужой земли мы не хотим ни пяди! Мог ли Сталин предотвратить Вторую мировую войну? - Леонид Маратович Павлов

Советским Союзом вовсе нет никакой пропасти. Поэтому у Сталина не было никаких оснований опасаться того, что Англия и Франция – с одной стороны, и Германия – с другой, договорятся против Советского Союза.

Вскользь упомянув последние выступления весьма говорливого в эти дни Геббельса и предположив, что говорил министр пропаганды не по указке фюрера, Гендерсон пытался выдать желаемое за действительное, уходя от реакции, которой эти выпады против Англии на самом деле заслуживали, оставляя тем самым английскому правительству пространство для маневра.

18 июня в Данциге Геббельс выступил с резкими нападками в адрес Польши, вновь повторив заявления о том, что Польша якобы требует от Германии передачи ей Восточной Пруссии и что поляки будто бы намерены напасть на Берлин. Не обошелся Геббельс и без резких выражений по адресу Англии и английских государственных деятелей. Свою речь он закончил словами о том, что Данциг будет принадлежать Германии523.

21 июня на берлинском стадионе Геббельс выступил перед фашистской молодежью. Начал он с выпадов против Англии, требуя возврата колоний, прямо заявив, что Англии и Франции «не удастся отделаться молчанием от германских колониальных требований». При этом он подчеркнул, что Германия не допустит больше английского вмешательства в дела Центральной Европы, так как «Центральная Европа не является сферой английских интересов». Геббельс недвусмысленно «напомнил» Англии о том, что в лице фашистской Германии она имеет перед собой «хорошо вооруженную державу», у которой к тому же имеется в Европе такой союзник, как Италия, который «пойдет с Германией на все». (Совсем скоро выяснится, что в отношении прочности германо-итальянских связей Геббельс был избыточно оптимистичен: Италия вступила в войну только 10 июня 1940 года, а до этого придерживалась нейтралитета. – Л.П.).

В заключение Геббельс, обрушился на руководителей польской политики, угрожающе заявив, что в интересах Польши по возможности скорее разрешить данцигский вопрос и вопрос о Данцигском коридоре524.

25 июня Геббельс выступил в Эссене, посвятив свою речь, резко заостренную против Англии, «германским требованиям к миру». Пытаясь обосновать колониальные требования Германии к Англии, Геббельс заявил, что дело идет о «собственных германских вещах». Напомнив о росте германских вооружений, Геббельс в угрожающем тоне заявил, что Германия нынче «больше не является Германией 1914 года».

Еще более непримиримым к Англии, чем излияния Геббельса, была речь руководителя «трудового фронта» Лея525, выступившего 25 июня в Потсдаме. В резкой форме Лей потребовал от Англии колоний и угрожающе заявил: «Если вас лишат этого, то мы выступим»526.

Как видим, ничего хорошего для англичан, да и их главных союзников в Европе французов, в речах Геббельса и Лея не было: сплошные требования, угрозы и ультиматумы. Англичане прекрасно понимали, что пустыми эти нападки будут оставаться только до определенного момента, и поэтому из кожи вон лезли, чтобы договориться с Советским Союзом.

А вот про нашу страну ни Геббельс, ни Лей, как ранее Гитлер, ни говорили ни слова. Хотя, как нам твердят официальные историки, они спали и видели, как, после скорого разгрома Польши, осенью 1939 года, через непролазную русскую грязь, пойдут к Москве, и к Новому году ее захватят, несмотря на снег по пояс и трескучие морозы. На самом деле Гитлер посылал Сталину все новые сигналы: я не хочу воевать с Советским Союзом, мне бы свои бывшие колонии и Данциг вернуть, и я надолго затихну.

28 июня Молотов принял Шуленбурга, который недавно вернулся из Берлина, где беседовал с Астаховым по вопросу о создании политической базы советско-германских отношений. Шуленбург сказал, что Германия желает не только нормализации, но и улучшения отношений с Советским Союзом, что это заявление, сделанное им по поручению Риббентропа, было одобрено Гитлером. По словам посла, Берлин уже представил доказательства своего желания нормализировать отношения: печать в отношении Советского Союза стала сдержаннее, в марте заключены пакт о ненападении с Литвой, в июне – с Латвией и Эстонией. Эти пакты являются безвозмездным вкладом в дело мира, и показывают, что Германия не имеет никаких злых намерений по отношению к Советскому Союзу. Также и в экономической области Германия пыталась идти навстречу Советскому Союзу. На замечание наркома, что эти пакты заключены не с СССР, а с другими странами и не имеют к СССР прямого отношения, посол сказал, что, несмотря на то, что эти пакты заключены не с СССР, вопрос о балтийских странах носит деликатный характер и представляет интерес для Советского Союза. Он добавил, что в Берлине считают, что заключением этих пактов Германия делает шаг, не неприятный для Советского Союза. Не подтверждая мысли посла, нарком напомнил ему о недавно существовавшем договоре о ненападении между Германией и Польшей, денонсированном столь неожиданно. Услышав это, Шуленбург объяснил, что в этом виновата сама Польша, Германия же в отношении Польши не имеет злых намерений. Разрыв этого пакта со стороны Германии носит оборонительный характер

Молотов принял к сведению сообщение посла о пактах с Литвой, Эстонией и Латвией, и его объяснения по этому вопросу. Нарком сказал, что нет оснований для сомнений относительно позиции Советского Союза, который выступает за улучшение отношений или, по крайней мере, за нормальные отношения со всеми государствами, в том числе и с Германией.

Молотов спросил, какие Шуленбург видит возможности для улучшения отношений между Германией и Советским Союзом. Посол ответил, что надо пользоваться каждой возможностью, чтобы устранить затруднения на пути улучшения отношений. Нарком сказал, что, если посол и теперь ничего другого не предлагает, то, очевидно, он считает, что в советско-германских отношениях все обстоит благополучно и тогда посол – большой оптимист. Шуленбург напомнил, что Советский Союз и Германия связаны договором о нейтралитете, заключенным в 1926 году, который был продлен Гитлером в 1936 году. Молотов спросил, не находит ли посол, что заключенные Германией в последние годы договоры, например «антикоминтерновский пакт» и военно-политический «Стальной пакт» с Италией, находятся в противоречии с германо-советским договором. Шуленбург стал уверять, что не следует возвращаться к прошлому, в частности, к тому, какое значение вначале имел «антикоминтерновский пакт», и заявил, что «Стальной пакт» с Италией не направлен против Советского Союза, что этот договор имеет в виду в первую очередь Англию.

Переходя к торгово-кредитным переговорам, Шуленбург заявил, что правительство Германии проявило и в этом вопросе свою добрую волю, выразив желание послать в Москву Шнурре. Нарком ответил, что по торговым делам в последнее время Микоян беседовал с Хильгером и лучше, чтобы посольство Германии дало соответствующие ответы на вопросы Микояна, после чего и можно решить вопрос о приезде Шнурре.

В заключение беседы