«Офицерство волнуется…» Российский офицерский корпус и публичная политика в 1905–1914 годах - Антон Юрьевич Фомин

действительного контроля за нашими внешними и внутренними делами со стороны общественного мнения и его главных выразителей, народных представителей? Пусть в среде самого войска и целыми группами, и думами в одиночку могут быть разработаны отличнейшие планы реформ, – но кто же поручится за их осуществление?» (8 января). Далее в статье говорилось о том, в чем конкретно должно будет выражаться позитивное для армии влияние парламента:

«Народное представительство не будет, конечно, вдаваться в технические подробности перевооружения войск, но оно постарается о том, чтобы сделать его своевременно, а не так, чтобы идти на войну с новыми пушками, не умея из них стрелять. Не дело народного представительства вырабатывать, какую на суда ставить броню, но оно создаст такие условия, при которых сведутся к минимуму злоупотребления, и флот не будет обречен на необходимость непременно оказаться слабее неприятельского» (8 января).

Из всех этих рассуждений делался следующий вывод: «Армия заинтересована в том, будет или не будет народное представительство; для нее не безразлично, каковы будут его права, в каком положении к нему станет военный министр; она заинтересована, как и все живое, в свободе печати, дающей место всякому мыслящему и честному голосу о нуждах армии, заинтересована в свободе общественного контроля за всеми совершающимися злоупотреблениями, в свободе развития всех творческих сил страны. Все это вопросы правовые, вопросы политики. Детали их могут быть для войска безразличны, но основные начала государственного устройства затрагивают его интересы так же, как и интересы всей страны. И с этой, даже чисто войсковой, не только общегражданской точки зрения, армия имеет полное основание желать, она не может не желать коренного переустройства нашего старого режима на новых началах» (8 января).

Что же следовало из того, что армия была обязана воздерживаться от участия в политической борьбе, но в то же время для своего собственного блага должна была желать созыва народного представительства, облеченного самыми широкими законодательными и контрольными полномочиями? Не скрывалось ли здесь противоречие? Во всяком случае, первое следствие довольно очевидно – армия не должна была поддаваться на черносотенные прокламации, понимая, что в замене «старого», «бюрократического» режима конституционным и «представительным» строем залог ее будущего – обеспечение от позора на полях будущей войны. Соответственно, армия должна была понимать и то, что посредством распространения «черносотенных прокламаций» цепляющаяся за власть бюрократия стремится сделать ее своим политическим орудием. Но что же должна была делать армия? Имела ли она, по мнению авторов «Военного голоса», право не подчиниться приказу разогнать демонстрантов, протестующих против незаконного роспуска Думы. По всей видимости, ответ – да, имела. Роспуск Думы делало незаконным отсутствие в указе даты созыва следующей Думы. Это означало попытку ликвидации института народного представительства – государственный переворот, а армия, по мысли «Военного голоса», должна была стоять на страже закона и конституции. Но что, если Дума (как это впоследствии и произошло в действительности) будет распущена с соблюдением всех законных процедур. В этом случае войска теоретически обязаны были выполнить любой законный приказ командиров. Но получается, что действовали бы они при этом вопреки собственному интересу, играя на руку своему, по версии «Военного голоса», злейшему врагу – старой бюрократии, которая хочет хоть на какое-то время получить передышку от назойливого парламента. При таких условиях трудно было бы ожидать от войск необходимого рвения и полной самоотдачи. В этой ситуации был слишком велик риск того, что теория о беспрекословном подчинении войск любым законным требованиям начальства не выдержит испытания жизнью.

Здесь «Военный голос» вставал на скользкую и опасную почву. Именно в этом его противникам справа виделась «политическая агитация» в войсках крайне нежелательного свойства. Фактически, «Военный голос» стремился заменить традиционную монархическую лояльность армии новой – конституционной. В этом случае воля императора подлежала исполнению лишь постольку, поскольку она не противоречила бы закону, который он был уже не в силах единолично изменить. По тщательно оберегаемому «священному единению» войска и его «верховного вождя» наносился серьезный удар. На практике к тому же получалось, что армия могла нарушить данную монарху присягу ради защиты «нового строя» и воплощавшего его учреждения – Государственной думы. Ведь армии следовало ждать столь нужных ей реформ и улучшения своего (в том числе и материального) положения лишь от народного представительства – авторы газеты не уставали раз за разом повторять эту мысль. Нетрудно себе представить, до какой степени эта программа была неприемлема для консерваторов и властей.

Редактор «Русского инвалида» Ф.А. Макшеев и его помощник – полковник В.К. Пруссак присутствовали на банкете в честь открытия редакции «Военного голоса», но отношения между двумя изданиями очень быстро испортились. Отчасти пророческой оказалась напутственная речь другого почетного гостя этого мероприятия – будущего начальника штаба Юго-западного фронта при генерале А.А. Брусилове, генерал-майора В.Н. Клембовского:

«Нас, военных, учат так: знамя есть священная воинская хоругвь, которую каждый военнослужащий обязан защищать до последней капли крови. Для деятелей периодической печати такое же значение имеет газетный лист: проповедуемые в нем принципы и идеи они обязаны защищать, не щадя ни сил, ни средств. Конечно, подчас приходится вынести нелегкую борьбу. И вновь нарождающейся первой частной военной газете доведется испытать немало невзгод, бурь и тяжелых минут. Но разве наше знамя не может быть пробито вражескими пулями, изорвано вражескими штыками? И все же, в конце концов, оно должно победоносно развеваться на взятой неприятельской позиции. Пусть же торжествуют идеи, проповедуемые новой газетой, пусть счастье, успех и долголетие сопутствуют ей!» (3 января). Газета действительно, не жалея сил, мужественно защищала проповедуемые идеи, ей пришлось вступить в нелегкую борьбу и пережить немало «тяжелых минут». Иным оказался только финал – «успеха и долголетия» не случилось, как и «торжества проповедуемых идей».

Ожесточенная полемика между официозом военного ведомства и «Военным голосом» началась с заметки маститого военного писателя, героя Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., давнего сотрудника «Русского инвалида» – почтенного генерала от инфантерии П.Д. Паренсова. С начала 1906 г. Паренсов являлся к тому же комендантом любимого Николаем II Петергофа. В очередном (124-м) из своих «Современных писем» генерал решил высказаться о различных, появляющихся в печати предложениях реформ в армии: «Статьи об армии, появлявшиеся и появляющиеся в печати, можно разделить на две категории: “обнажающие”, “бичующие” – просто и “обнажающие” и “бичующие”, но не просто, а с рецептом. Оставляя в стороне первые, поговорю о вторых. Пишут их преимущественно, если не исключительно – военные, и про них скажу тоже, что сказал выше: к ним надо относиться сочувственно за то, что они решаются высказываться про свое дело, что делом своим интересуются, им занимаются, а не относятся к нему безразлично, спустя