Дюнкерк - М. П. Николаева

class="p1">Пока Булонь и Кале героически сопротивлялись, выигрывая драгоценные дни и часы, основная часть английской экспедиционной армии отступала к Дюнкерку. Положение ее было тяжелым. К 24 мая казалось, что шансов на ее спасение почти нет.

Уже позже, выступая перед палатой общин, Черчилль честно признавался: «Когда стало понятно, что войскам на севере уже не удастся воссоединиться с основными частями французской армии у Амьена, у наших бойцов остался единственный шанс на спасение, который на самом деле казался весьма иллюзорным. Бельгийские, британские и французские войска попали почти в полное окружение противника. У них был только один путь к отступлению – на побережье, к небольшому порту, куда еще не успел добраться враг. Соединения союзников подвергались ожесточенным атакам со всех сторон, в том числе с воздуха.

Когда неделю назад я обратился к членам палаты с просьбой позволить мне выступить с отчетом о текущих военных событиях, я всерьез опасался, что судьба готовит нам суровое испытание и что мне придется говорить о самой крупной военной катастрофе за всю нашу многовековую историю. Я полагал – и некоторые знающие люди соглашались со мной, – что эвакуировать по морю удастся не более 20 000–30 000 человек. Вдобавок представлялось вполне вероятным, что Первая французская армия и британские экспедиционные войска к северу от места прорыва, в районе Амьена и Абвиля, будут разбиты в пух и прах или вынуждены капитулировать из-за недостатка продовольствия и боеприпасов. Вот такие не самые приятные известия я морально готовился сообщить членам палаты и всей нации неделю назад. Казалось, что самому костяку рядового и командного состава британской армии, на основе которого формировались и должны были бы в дальнейшем при необходимости формироваться наши лучшие войсковые части, суждено сгинуть на поле боя или оказаться в позорном плену».

И действительно, казалось, что разгром английских и французских войск неминуем. К 24 мая бельгийский участок фронта на севере был уже не способен сопротивляться, а на юге немецкие танковые части захватили Булонь, окружили Кале и вышли к каналу Аа, всего в нескольких десятках километров от Дюнкерка. На этом небольшом плацдарме бельгийская армия, девять дивизий английских экспедиционных сил и десять дивизий французской 1-й армии оказались зажаты между танками Клейста и наступающими с северо-востока немецкими 6-й и 18-й армиями.

Танковой группе Клейста оставалось сделать заключительный бросок вдоль побережья, чтобы отрезать от моря отступавшую армию союзников, взять ее в кольцо и лишить шансов на спасение.

И вдруг немецкая армия остановилась.

Гитлер лично вмешался в ход операции и остановил танки буквально на подступах к Дюнкерку, запретив им переходить линию канала Аа.

Иначе как чудом это трудно назвать. Это было чудо, которое спасло английскую армию, возможно, предотвратило последующую оккупацию Великобритании и уж точно повлияло на весь последующий ход Второй мировой войны.

Но что это было за чудо? Откуда оно взялось? Что побудило Гитлера в такой момент остановить армию? Об этом много спорили тогда, в разгар событий, продолжают спорить и сейчас.

Поэтому слово очевидцам:

Уинстон Черчилль. Премьер-министр Великобритании.

Теперь следует рассмотреть один эпизод, вокруг которого было много споров. Начальник германского Генерального штаба генерал Гальдер заявил, что в этот момент Гитлер сделал единственную действенную попытку прямого вмешательства в ход сражения. Согласно заявлению этого авторитетного лица Гитлер стал «испытывать тревогу за танковые соединения, так как они подвергались значительной опасности, действуя на трудной местности, перерезанной каналами, и были не в состоянии достичь каких-либо существенных результатов». Он считал, что не может бесцельно жертвовать танковыми частями, так как они были весьма необходимы для второго этапа кампании. Он, несомненно, считал, что одного превосходства в воздухе будет вполне достаточно для того, чтобы предотвратить массовую эвакуацию морем.

Согласно заявлению Гальдера Гитлер направил ему через Браухича приказ «остановить танковые соединения и даже оттянуть назад их головные части». Таким образом, говорит Гальдер, дорога на Дюнкерк была открыта для английской армии. Во всяком случае, в 11 часов 42 минуты 24 мая нами было перехвачено незашифрованное немецкое сообщение о том, что наступление на линии Дюнкерк – Азбрук – Мервилль должно быть приостановлено. Гальдер заявляет, что он отказался от имени командования сухопутных сил вмешиваться в действия группы армий Рундштедта, которая имела ясные указания не допустить, чтобы враг достиг побережья. Он доказывал, что чем скорее и полнее будет успех здесь, тем легче будет позже восполнить потерю некоторого числа танков. На следующий день он получил приказание прибыть вместе с Браухичем на совещание.

Бурная дискуссия закончилась получением категорического приказа Гитлера, к которому он добавил, что для обеспечения выполнения своего приказа он пошлет на фронт личных офицеров связи. Кейтель был послан на самолете в группу армий Рундштедта, а другие офицеры были посланы на командные пункты фронта. «Я никогда не мог понять, – говорит генерал Гальдер, – как Гитлер мог додуматься до того, что танковые соединения бесцельно подвергаются опасности. Всего вероятнее, что Кейтель, который в течение значительного времени находился во Фландрии во время Первой мировой войны, породил такие идеи своими рассказами».

Другие германские генералы рассказывали примерно то же самое и даже утверждали, что приказ Гитлера мог быть продиктован политическими мотивами, а именно – желанием усилить шансы на мир с Англией после разгрома Франции. Сейчас стали известны подлинные документальные доказательства в виде боевого журнала штаба Рундштедта, писавшегося в то самое время. Записи в боевом журнале говорят о другом. В полночь 23 мая из штаба германского верховного командования сухопутными войсками пришел приказ Браухича, согласно которому 4-я армия поступала под командование Рундштедта для «последнего акта битвы на окружение». На следующее утро Гитлер посетил Рундштедта, который доложил ему, что его танковые дивизии, которые прошли так далеко и так быстро, значительно ослабели и что им нужна передышка для реорганизации перегруппировки и подготовки последнего удара по врагу, который, как говорит журнал его штаба, «сражается с чрезвычайным упорством».

Более того, Рундштедт предвидел возможность атак с севера и с юга на его широко растянувшиеся по фронту войска, то есть предвидел план Вейгана, который, если бы он был выполнимым, означал бы контрнаступление союзников. Гитлер «полностью согласился» с тем, что наступление к востоку от Арраса должно осуществляться силами пехоты и что подвижные соединения должны по-прежнему удерживать линию Лан – Бетюн – Эр – Сент-Омер – Гравлин, чтобы отрезать неприятельские силы, находившиеся под нажимом со стороны группы армий «Б» на северо-востоке. Он подчеркивал также первостепенную важность сохранения бронетанковых сил для будущих операций.

Однако рано утром 25 мая был получен новый приказ главнокомандующего сухопутными войсками