«Создать невыносимые условия для оккупантов»: движение сопротивления в Крыму в годы Великой Отечественной войны - Сергей Николаевич Ткаченко

Вчера к концу дня приехали джанкойцы во главе с Рюмшиным. Приехало их 44 человека. 16-ть из них я из Карасубазара вернул обратно. Оказывается, с ними лично никто не говорил о том, куда, зачем и почему они едут в лес, их личного согласия насчет того, что им придется партизанить, никто не спрашивал. И когда я им рассказал о предстоящей жизни и боевом долге партизан, предстоящих трудностях, то только 28 человек после этого все же ждали свое согласие на это. А оставшиеся 16 оказались «больными», потому они начали просить их пустить обратно. Ясно, что мы не можем допускать в лес таких, которые идут только в качестве рабочей силы или потому, что ему приказали идти туда и делать то-то. Такие люди, как только наступит первая трудность, сбегут. И врага на базы и в лагерь к нам приведут…»[186]. «На метеостанции застали группу сейтлерцев в 12 человек во главе с Пшеничным. Все они, кроме пьянства, ничем более не занимаются. До сих пор (5 октября) ни одна база не заложена…»[187] [для Сейтлерского отряда – Т.С.].

Как вспоминал известный крымский партизан Н.И. Дементьев, от первого до последнего дня провоевавший в лесу: «3‑й Симферопольский отряд состоял исключительно из городских жителей, среди которых преобладали руководящие партийно-советские кадры Симферопольского района. В лес они пришли с чемоданами, баулами, чувствовалось, что они принесли в лес золотишко и периодически его перепрятывали. Всё это выглядело очень забавно. И настроение в отряде было совсем не боевое – переждать в лесу месяц-другой, а там наша армия разобьёт всех врагов, и можно будет возвращаться на свои высокие должности…»[188].

В ходе организационного этапа выявилось большое количество морально неустойчивых бойцов, трусов, паникеров и даже романтиков, в первые две недели ноября самовольно оставивших партизанские отряды.

Эта особенность вытекала из многих факторов организационного периода; по подсчетам современных исследователей[189], в пяти партизанских районах и группе керченских отрядов до 15–20 ноября 1941 г. самовольно оставили отряды 901 партизан (28 % от числа первоначально вышедших в лес и каменоломни), что в основном соответствует партизанским данным за ноябрь-декабрь 1941 г. по этому вопросу. В докладе А.В. Мокроусова командующему Северо-Кавказским фронтом и секретарю Крымского ОК ВКП(б) от 20.07. 1942 г. отмечалось: «В ноябре-декабре дезертирство приняло угрожающий характер: дезертировало 1200 человек… Причины – нестойкость, резкий переход татарского населения к фашистам, стремление некоторых соединиться с войсками Красной Армии»[190]. При этом необходимо учесть, что некоторые партизаны, особенно из военнослужащих, покидали отряды, чтобы пробиться в Севастополь, что в то время было неправильно квалифицировано командованием партизанского движения Крыма как дезертирство. Иногда дезертирами оказывались довольно высокопоставленные партизанские руководители, например начштаба 5‑го района Иваненко, начальник комендантского взвода центрального штаба Лукин, председатель трибунала Верещагин, начштаба Бахчисарайского отряда Достмамбетов, командир группы 2‑го Симферопольского отряда Сайдашев, комиссар Судакского отряда А.Измаилов, комиссар Балаклавского отряда Беткелиев и некоторые другие[191]. Известны случаи ухода из мест расположения целыми отрядами. Так, в Севастополь после первого боевого столкновения с противником ушел Сакский партизанский отряд, Тельмановский отряд в дни занятия Крыма немцами отправился из места дислокации (и подорвав свои базы) в Ялту во главе с комиссаром Гринбергом[192].

Сложности ведения партизанской войны в Крыму и особенно экстремальные условия выживания, а порой и репрессивные меры командования, приводили к случаям дезертирства и в последующем, но оно не носило массовый характер, как в начальный период.

Но не только из-за дезертирства или самовольных действий партизанское движение в Крыму уже на этапе формирования лишилось более 1000 человек личного состава с запасами оружия, боеприпасов, продовольствия и средств МТО, что составило 33 % от всего партизанского движения Крыма[193]. Стремительный прорыв немцами перекопских укреплений привел к тому, что из 29 отрядов четыре вообще не вышли к местам дислокации (Красноперекопский, Лариндорфский, Фрайдорфский и отряд работников НКВД, из которого явился только штабной комендантский взвод). Не появился в лесу ни один из трех созданных И.Г. Геновым из жителей южнобережных крымскотатарских сёл отрядов в зоне 2‑го района. Не пришли и некоторые из партизанских руководителей, в частности комиссар 4‑го района М.Селимов, отозванный в последний момент в распоряжение обкома[194].

Неожиданным низким оказался уровень организаторской работы ОК ВКП(б) и несоответствие личных партийных и общечеловеческих качеств значительной части партийных функционеров районного масштаба требованиям военного времени, в результате чего из шести комиссаров основных партизанских формирований (пяти районов и керченской группы отрядов), утвержденных на эти должности обкомом партии и заблаговременно готовившихся к осуществлению партийного руководства боевой деятельностью районов и отрядов, только один – секретарь Симферопольского ГК ВКП(б) В. И. Никаноров, назначенный комиссаром 3‑го района, своевременно прибыл в лес и в полной мере участвовал в становлении отрядов и организации с первых дней оккупации вооруженного отпора захватчикам. Остальные партизанские районы весь сложный организационный этап (некоторые – и до конца 1941 г.) оставались без квалифицированного партийного руководства. Также оказалась не соответствующей требованиям военного времени значительная часть командиров и комиссаров партизанских отрядов, назначенных из состава районной партийно-советской номенклатуры, что причинило огромный урон делу становления партизанского движения в Крыму в целом.

А ведь идея была, и один из основных организаторов всего движения И.Г. Генов ее четко обозначил: «Партизан – это доброволец. Это человек, который добровольно, сознательно, по своим идейно-патриотическим убеждениям пришел в лес и стал под славное знамя партизанской борьбы. Он шел сюда и заранее знает, что здесь его ждет холод и голод, тяжелая и неравная борьба. Но он шел, хотя и знал, что жизнь партизанская тяжелая, а профессия опасная. Он оставил дома семью, имущество и дом свой родной, но шел сюда, чтобы отсюда мстить и всеми доступными средствами вести борьбу с ненавистным врагом. Немецко-фашистскими оккупантами. И выполнить призыв Сталина»[195].

Пополнение военнослужащими.

Последствия указанного «выхода в лес» удалось компенсировать за счет военнослужащих из состава 51‑й (в основном), Приморской армий и Черноморского флота, пограничных войск, оказавшихся в окружении и пожелавших присоединиться к партизанам – всего было принято более 1300 бойцов, в том числе 438 человек командного и политсостава, что позволило пополнить малочисленные отряды, укрепить командование районов и некоторых отрядов и к 17 ноября 1941 г. сформировать дополнительно три красноармейских партизанских отряда. Численность пограничников, пополнивших партизанские отряды, оценивается примерно в 280 человек.

Впоследствии в лес попали несколько сотен военнослужащих после боев под Феодосией и Судаком (участников соответственно Керченско-Феодосийского и Судакских десантов). Из состава Феодосийской высадки в лес к 24 января 1942 г. вышла сводная группа красноармейцев