Дневник артиллерийского офицера - Борис Геннадьевич Цеханович

Третий – гранатомётчик, это он кричал «Аллах Акбар» – подымал гранатомет и уже целился в меня.

– Ещё секунда и он выстрелит…. Как муху размажет по стене, – эта мысль появилась уже в движение. Наверно, со стороны было видно, как резко крутанулся вправо и вскинул автомат, но для меня всё это растянулось на длинные, длинные мгновения. Время замедлило, почти прекратило свой бег. Я вижу, как медленно и тягуче подымаю автомат. Вижу, как двое боевиков от живота тоже медленно ведут огонь, медленно дёргаются затворы автоматов и, поблёскивая жёлтой латунью, гильзы вылетают из автоматов, но звуков не слышу. Два ВВэшника также едва-едва катятся под огнем в укрытие. Полная тишина – я ничего не слышу. Все чувства сосредоточены на боевике с гранатомётом. Я вижу его грязную рожу, острый прищур глаз, когда он целится в меня, и волчий торжествующий оскал. Мой палец медленно нажимает на спусковой крючок и трассирующие пули идут в боевика, они бьют его в бок, но чеченец ещё не чувствует боли, а только сильный толчок в тело. Он стреляет в меня, но было уже поздно, от удара пуль сбивается точный прицел, и тут все звуки обрушиваются на меня – выстрел из гранатомёта. Граната вылетает, попадает в стену в десяти метрах от меня и оглушительный взрыв накрывает нас, но я всё равно жму на спусковой крючок и вижу, как мои очереди хлещут по духам. Боевик выпускает из рук гранатомёт, хватается за бок, куда попали пули и, кренясь в сторону, двигаясь рывками, убегает из цеха. Следом за ним, непрерывно строча из автоматов, отступают и автоматчики. Всё можно бежать к генералу. Кругом стрельба, крики. Шароборин так и не успел понять, что произошло и куда я стрелял. Его от боевиков заслоняла стена, и он их не видел.

Отчего то бросилось в глаза и запомнилось, что стена, около которой мы стояли, несмотря на разрушения в цеху, была недавно побелена и чистая.

Надо двигаться через цех к генералу и занять там оборону. Слева и впереди в стене виднелась дверной проём в подсобное помещение. В голове закрутились мысли: – Что там за дверью? Есть ли там боевики или нет? Ведь там помещение, куда наверняка есть еще одна дверь из пристройки, а то что в пристройке есть боевики, я уже убедился. Но надо было идти, а не размышлять. Бежим, Шароборин приотстал и я первым подбегаю к двери, заглядываю в неё, готовый немедленно резануть очередью. В дальней стене помещение действительно есть ещё одна дверь в темноту пристройки, но слава богу никого. Нормально, но надо всегда помнить об этой двери и держать её на контроле. Потом когда закрепимся, попробуем через нее прорваться в подсобные помещения. Бежим дальше, перескакиваем через груду красных, битых кирпичей и попадаем на вторую половину цеха. Слева в четырех метрах стена, в которой снова темнеет провал двери, а над ней, на уровне второго этажа в цех выходят две небольших амбразуры.

– Всё…! Сейчас из двери врежут, – непонятно откуда сверкнула мысль – надо прыгать, не важно куда, главное двигаться….

– Шароборин – Прыгааай! – И сам, не раздумывая, кувыркнулся через голову назад. Сашка удивлённо посмотрел на меня, но я уже был в прыжке, и вовремя – из двери ударила очередь. Успел ощутить, как пули буквально в нескольких сантиметрах прошли мимо моей груди и ударили Шароборина в грудь, откинув его в сторону. Уже в прыжке, переворачиваясь через голову, услышал, как он закричал и это был не только крик боли, а в нём было ВСЁ!!! Удивление. Потом Сожаление и Обида – «Почему Я???? Почему в МЕНЯ???? В Меня нельзя – я ведь ДЕМБЕЛЬЬЬЬ…. Я ведь домой должен ЕХАТЬЬЬЬ….».

Перекувыркнувшись через голову, тяжело и больно грохнулся на кирпичи и сразу же откатился в угол, изготовившись к стрельбе и ведя стволом автомата по цеху. Увидев, что непосредственной опасности для меня нет, посмотрел на Шароборина, который лежал в трёх метрах и тихо стонал. В голове у меня всё перекрутилось и смешалось: почему-то мне показалось, что раненым лежит не Шароборин, а сержант Ахмеров.

– Ахмеров, Ахмеров, что с тобой? – Хотя понимал, что он был ранен и ранен тяжело.

– Товарищ подполковник, – голос его звучал слабо, – Я ранен, вытащите меня отсюда… Вытащите….

Не задумываясь, вскочил и кинулся к нему. Подскочил, левой рукой схватил за воротник куртки и попытался его тащить. В правой руке у меня был автомат, и я искоса поглядывал на дверь. Тащить было тяжело, Сашка упал на спину, где у него была радиостанция, которая теперь гребла как бульдозер и мешала тащить. Опасался не зря – из двери ударила очередь и пули впились у меня между рук в кирпичи, но не попали ни в меня, ни в Шароборина. Кирпичная крошка больно стеганула по лицу, заставив отпрянуть от раненого, и снова откатиться в свой угол. Перевёл дух и через пятнадцать секунд снова кинулся к Шароборину, дал короткую очередь в дверь и, схватив своего подчинённого за воротник, потянул его по кирпичам. Опять очередь. Пули заколотили вокруг меня, дробя кирпич, но в очередной раз не задели нас. Снова отпрыгнул в угол. Понял, что действуя одной рукой ничего не получится и, зарычав от злобы и досады, положил автомат на кирпичи и ломанулся к Шароборину: – Всё, без него в угол не вернусь…. Плевать на боевика.

Подскочив к Сашке, одной рукой схватил снова за воротник куртки, второй за поясной ремень, рывком приподнял его и быстро потащил к себе в угол. Боевик не стрелял – может у него в этот момент кончились патроны в магазине и он их перекидывал, а может он и стрелял, но я уже ничего не воспринимал – я тащил Сашку и дотащил. Шароборин лежал на спине и тихо стонал, на груди его виднелись отверстия от пуль, но крови не было видно, лишь лицо сильно побледнело.

Пока занимался раненым вокруг нас обстановка резко изменилась, боевики предприняли контратаку и сумели отбить остальных ВВэшников от цеха и окружить нас. Я завертел головой, оценивая обстановку: кругом били автоматные очереди и пули чертили линии красивых, пыльных фонтанчиков на всей площади цеха, сквозь трескотню выстрелов доносились остервенелые крики «Аллах Акбар». В дальней части второй половины цеха в проемах стен и окон мелькали фигуры боевиков. Короткими очередями в два-три патрона приходилось бить по ним, не давая возможности заскочить им во внутрь здания. Так длилось две-три минуты и затем все