Чужой земли мы не хотим ни пяди! Мог ли Сталин предотвратить Вторую мировую войну? - Леонид Маратович Павлов

Молотов с возмущением сказал, что парижские и лондонские газеты настолько хорошо осведомлены о ходе переговоров и о тех вопросах, которые на них обсуждаются, что нет сомнений в том, что утечка информации из Москвы произошла отнюдь не случайно. Эти методы, сказал Молотов, кажутся ему наиболее пагубными для хода переговоров.

Наджиар писал возмущенно Бонне, что еще два месяца назад он и Сидс предупреждали свои правительства не только о тех неудобствах, которые возникают при ведении переговоров, но и об опасности огласки переговоров английскими и французскими газетами. Зачастую эта огласка касается даже сути инструкций, которые послы получают зашифрованными. (Дипломатические телеграммы сначала в зашифрованном виде поступали на Центральный телеграф, а потом уже попадали в посольства. Все телефонные переговоры прослушивались. Почему бы не предположить, что криптографы с Лубянки добыли дипломатические шифры, и что на Лубянке и на Кузнецком мосту, где в те годы располагался НКИД, читали переписку между Москвой, Лондоном и Парижем, а потом не сливали эту информацию в английские и французские газеты? – Л.П.). Тот факт, что Советское правительство выступает сегодня за традиционные правила, без соблюдения которых нынешние переговоры станут опасной авантюрой для начавших их Франции и Англии, ни в чем не умаляет ценности этих правил. Он и Сидс вновь настоятельно просили Молотова вернуться к этим традиционным правилам, особенно теперь, когда начнутся военные переговоры.

Как и предполагали союзные дипломаты перед началом встречи, Молотов в новой английской формуле определения «косвенной агрессии» отверг § 2, посвященный консультации. По параграфу 1 Молотов считает, что его текст не покрывает ни случай с чехословацким президентом Гахой в марте 1939 года, ни тот, что, весьма вероятно, произойдет в Данциге. Стрэнг безуспешно старался доказать Молотову, что британская формула покрывает эти и другие случаи, но что, если речь идет о случаях, вызывающих сомнение, можно было бы ввести в действие пункт о консультациях.

Молотов спросил, есть ли у Наджиара компромиссное предложение, и тот указал в самых общих чертах на два решения: упомянуть косвенную агрессию, не определяя ее, или, ввиду невозможности предусмотреть все случаи, ограничиться приведением в секретном протоколе нескольких примеров. На большее он пойти не мог, поскольку не имел соответствующих полномочий, а у Сидса, напротив, были инструкции не вступать ни в какие дискуссии. В конце беседы Наджиар спросил у Молотова, нет ли у него компромиссной формулы для предложения английскому и французскому правительствам. Нарком ответил, что над этим в его аппарате работают, но что ничего конкретного к настоящему моменту еще не выработано.

Принимая во внимание характер заявлений Батлера и Чемберлена, Сидс опасался, что Молотов вряд ли захочет считать расхождения по косвенной агрессии второстепенными665.

Столь оперативная работа внешнеполитических ведомств Англии и Франции, заваливающих Кремль и Наркомат иностранных дел своими предложениями, говорит о том, что в Лондоне и Париже все острее ощущали рост германской опасности. Там прекрасно понимали, что если Гитлер решится начать военные действия против Польши, гарантии которой были даны английским и французским правительствами, то сделает он это не позднее 15 сентября. Остановить Гитлера можно было, только подписав военное и политическое соглашение с Советским Союзом.

В тот же день Наджиар писал в Париж, что советские газеты только что опубликовали информацию о заявлениях, которые Чемберлен сделал 31 июля в парламенте. Комментарии заменяет Сообщение ТАСС о расхождениях во взглядах на косвенную агрессию. Высказывания премьер-министра по этому вопросу крайне несвоевременны. Подчеркивая, что предложенная Кремлем формула наносит ущерб независимости третьих государств, Чемберлен только спровоцировал полемику между правительствами СССР и Англии, проявлением которой стало Сообщение ТАСС. Он придал большой размах расхождениям во взглядах, которые Советское правительство хотело смягчить тем, что Англия и Франция сами заинтересованы сделать как по отношению к прибалтийским государствам, так и для того, чтобы не обесценить в глазах Германии и Италии психологический эффект, ожидаемый от направления военных миссий в Москву. Было бы правильнее, если бы премьер-министр сказал, что правительства СССР, Англии и Франции согласны не наносить ущерба третьим странам и что расхождения не касаются принципиальных вопросов, а связаны лишь с второстепенными вопросами редакции. С этой же точки зрения слова Чемберлена о том, что открытие технических переговоров до полного согласования политического соглашения является фактом, почти не имеющим прецедентов, являются столь же несвоевременными и также способными только помочь пропаганде стран «оси»666.

Скорость развития событий в советско-германских отношениях, между тем, стремительно нарастала. Уже на следующий день после беседы с Риббентропом, Шнурре по поручению министра вызвал к себе Астахова для того, чтобы уточнить некоторые детали и дополнить вчерашний разговор с имперским министром. Шнурре сформулировал следующие четыре пункта, относительно которых правительство Германии хотело бы знать точку зрения Советского правительства:

1) Находит ли Советское правительство желательным обмен мнениями по вопросу улучшения отношений и если да, то

2) Может ли Советское правительство конкретно наметить круг вопросов, которых желательно коснуться? В этом случае германское правительство готово изложить и свои соображения на этот счет;

3) Разговоры желательно вести в Берлине, так как ими непосредственно интересуются Риббентроп и Гитлер. Шнурре намекнул на желательность уточнения, кто именно с советской стороны будет вести переговоры – полпред Мерекалов или временный поверенный Астахов;

4) Поскольку Риббентроп собирается через два-три дня выехать в свою летнюю резиденцию, он хотел бы до отъезда иметь ответ хотя бы на первый пункт. Кроме того, Шнурре просил не допускать ни малейшей огласки.

Шнурре настоятельно просил Советское правительство не затягивать с ответом и в кратчайшие сроки откликнуться на предложение Риббентропа667.

В Берлине начиналась настоящая паника, скрыть которую уже не получалось: сказанное Шнуре совершенно откровенно показывает, что Гитлер готов не только рассматривать условия, которые выдвинет Кремль, но и принять все его требования, сколь бы велики и невыгодны для Германии они были. Весь дальнейший ход событий показал, что Сталин не только все правильно понял, но и в полной мере воспользовался ситуацией и такой вынужденной щедростью коллеги.

В тот же день Молотов принял Шуленбурга. Посол сообщил, что у него имеется поручение из Берлина продолжить предыдущий разговор, состоявшийся 28 июня. Содержание той беседы и пожелание наркома были доложены в Берлин. В результате этого начались торгово-кредитные переговоры, которые германское правительство надеется успешно завершить. Впрочем, пока это относится лишь к экономическим отношениям. Касаясь политических взаимоотношений, Шуленбург указал на беседу Шнурре с Астаховым в Берлине 26 июля, в ходе которой Астахов спросил Шнурре, предполагают ли более авторитетные лица из германского правительства подтвердить все им сказанное. Шуленбург сказал, что