«Создать невыносимые условия для оккупантов»: движение сопротивления в Крыму в годы Великой Отечественной войны - Сергей Николаевич Ткаченко

Искали и другие пути решения проблемы с продовольствием. 13 марта 1942 г. начальник 3‑го района Г. Л. Северский и комиссар района В. И. Никаноров обратились к командирам и комиссарам отрядов со специальным письмом[223], в котором просили разъяснить партизанам, что вопросы обеспечения продовольствием находятся в центре внимания командования – в Севастополь отправлено три группы связи, и есть сведения, что одной из них удалось перейти линию фронта, а также командование района готовит проведение ряда операций «по изъятию продовольствия у добровольцев, как у предателей Родины». Одновременно Северский и Никаноров потребовали активизировать охоту на оленей, косуль и муфлонов, активнее нападать на немецкие и румынские обозы, вывозящие из населенных пунктов продукты; обследовать в округе все мельницы, работающие на оккупантов, и изъять зерно и муку; принять меры по установлению связей с местным населением и через него организовать закупку продовольствия. Вообще, основываясь на многочисленных примерах, имеющих документальные подтверждения, следует отметить, что партизанское командование, несмотря на крайне тяжелое положение, постоянно требовало – продукты закупать по существующим ценам и только с согласия местного населения.

По данным А.А. Куликовского, за зиму 1941–1942 гг. в юго-восточной части Крыма каждая продоперация по деревням проходила с жертвами из-за засад татар и полицаев. Партизанами был изыскан новый метод добычи питания – путем уничтожения гужевого транспорта, и таким образом «за зимний период мы скушали 257 лошадей»[224].

На почве голода увеличивались случаи нарушения дисциплины и даже дезертирства. Так, если в ноябре-декабре из 2‑го Симферопольского отряда (городского) дезертировало 6 бойцов, то в марте-июне 1942 г. уже 14 человек. Из 1‑го Симферопольского городского отряда дезертировали 5 человек, из 3‑го Симферопольского сельского – 63 партизана[225]. У многих бойцов и в других отрядах появились симптомы подавленности, участились случаи дезертирства. Как вспоминал бывший партизанский командир Н.И. Дементьев, все 900 дней пробывший в крымском лесу: «Зимой 1941–1942 гг. быстро стало очень тяжело с едой. Наша группа моряков его меньше ощущала, потому что мы всегда были активными, и даже штаб кормили, часто выходили на Алуштинское шоссе и другие дороги, машины снабжения идут, мы их подбиваем, припасы у немцев забирали, особенно ценились шоколад и галеты немецкие. Лакомились. Хотя до оккупации в крымских лесах были подготовлены специальные продовольственные базы, они оказались разграблены еще в первые дни оккупации. Дело в том, что, несмотря на большую работу, проведенную обкомом партии, местными партийными и советскими органами не обошлось без ошибок. Так, продовольственные базы создавались близ населенных пунктов и проезжих дорог, поэтому вскоре большее их количество было разграблено. К примеру, в Севастопольском отряде за выдачу базы несет ответственность татарский националист Ибрагимов, в Алуштинском – некие Костя и Аблязис, они сбежали из отряда и выдали базы фашистам. В итоге были почти полностью разграблено продовольствие, предназначавшееся для Симферопольского, Ялтинского и 1‑го, 2‑го и 3‑го отрядов. Некоторым отрядам стало не хватать продовольствия почти с первых дней борьбы, и к концу декабря партизанские отряды начали испытывать настоящий голод. Это вообще страшное дело – в 3‑м Симферопольском отряде Макарова Павла Васильевича, где собралась городская интеллигенция, особенно тяжело пришлось. Так как воевать они оказались неспособны, многие помирали с голоду, я помню такие раздутые страшные тела, даже до людоедства дело дошло. Ели убитых…»[226].

В марте-апреле 1942 г. накануне предполагавшегося наступления Крымского фронта с Керченского полуострова фронтовое командование смогло поддержать партизан заброской продуктов по воздуху; это же было сделано и из Севастополя. Изыскивали и «местные ресурсы» – останки павших лошадей, первую траву… В своём дневнике заместитель командира Ак‑мечетского партизанского отряда П.М. Ткаченко 29 апреля 1942 года писал[227]: «…Немцы притихли, всё хорошо, но кушать совсем нечего. Посланные за мясом ребята принесли лошадь, убитую полгода назад, но она ещё сохранилась, так как лежала в снегу. Что же, будем готовить и это мясо». Следующая запись датируется 30 апреля: «Весь день питались этим недоброкачественным мясом. Завтра 1 Мая, такой праздник, приходится быть в лесу и хоть боевой операцией отметить, но многие неспособны, и кушать нечего…Вечером провели собрание бойцов, посвящённое 1 Мая. Умерло 3 человека». 1.05. 1942 года: «Ровно 6 месяцев в лесу. Утром дали на завтрак увеличенную норму мяса, а каждому бойцу грамм по 30 спирту, поздравляли с праздником. …Сильная бомбёжка и канонада, а в 2 часа дня пришёл комиссар района и сообщил, что можно получать продукты. О счастье. Значит мы ещё празднуем. Продукты получать пошёл сам. Получил килограмм 1,5 сахара, 2–2.5 кг сливочного масла и пол мешка сухарей. Это такая мизерная порция, но всё же лучше, чем ничего». 2.05.1942 года: «Утром раздал продукты, каждому бойцу досталось по 1 кружке сухарей, грамм 50–70 масла, по 1 ложке сахара, как раз на один день». Голод отступал очень медленно.

Смертность удалось приостановить, хотя голод не прекратился, но после разгрома Крымского фронта в мае и особенно после падения Севастополя и переноса боевых действий на Северный Кавказ, когда существовавшие на Кубани аэродромы были эвакуированы еще дальше на восток, голод в партизанских отрядах разразился вновь[228]. Уже в августе 1942 г. снова началась смертность на почве истощения, унёсшая десятки жизней[229]. С этих пор практически до осени 1943 г. голод был постоянным спутником партизанской жизни. Причем заложниками голодного существования были все крымские партизаны – от командующего до бойца. В конце 1942 года «люди совсем ослабли, не могли ходить на операции, начался массовый голод. Питались мы в течении 10 дней исключительно мхом и корой с деревьев, съели все кожаные ремни, все кожи, кости. Для командира 2‑го сектора Куракова я снял свой постол с ноги, посмалил его и приготовил. Он с радостью поел со мной это блюдо и поблагодарил меня…»[230]. В страшную зиму 1942–1943 гг. также голод поставил на грань катастрофы все партизанское движение[231]. Тогда все отряды оказались сосредоточенными в лесах Крымского заповедника в наиболее труднодоступных заснеженных верховьях горных речек Аракча, Пескура, Ускулар, Донга и Писара на северных склонах Главной гряды Крымских гор. В радиограмме П.Ямпольского В.Булатову за 17 февраля сообщено: «Наличие людей на 17 февраля – 266 человек, из них в дальних разведках -32, небоеспособных – 20. Наши потери с 25 октября 1942 г. (дата активной эвакуации партизан из леса – Авт.) – 167 человек, из них: в боях 37, диверсиях -1, разведках – 3, продоперациях – 59, умерших от голода -57, расстрелянных -10» [232].

Но и с началом весны 1943‑го, холодной и обильной снегом еще в начале