Дюнкерк - М. П. Николаева

Хотя многие в этом сомневались, но, возможно, Гитлер остановил свои танки перед Дюнкерком для того, чтобы избавить Англию от горького унижения и тем самым содействовать миру. Это был бы, по его словам, мир, в котором Англия предоставила бы Германии свободу снова направить свои усилия на Восток, на этот раз против России. Лондону пришлось бы в таком случае согласиться с господством Третьего рейха на континенте. В течение последующих двух-трех месяцев Гитлер пребывал в уверенности, что такой мир вот-вот будет достигнут. Как прежде, так и теперь он не понимал характера английской нации, которая во главе со своими лидерами была полна решимости сражаться до конца».

Ширеру явно нравилась версия о «золотом мосте», который Гитлер из любви к Англии якобы создал для англичан, чтобы они беспрепятственно эвакуировались. Да и не только ему – Ассман, Готар, Шульман, уже упомянутый Лиддел Гарт и многие другие историки и журналисты находили ее очень привлекательной. Еще бы, ведь она так льстит британскому самолюбию.

Откуда она вообще пошла? Разумеется, от высших немецких офицеров. Ширер упоминает интервью генерала Гюнтера Блюментрита, но нечто подобное о великом уважении к Англии как со стороны лично Гитлера, так и со стороны его генералитета, говорил и Рундштедт, и многие другие немецкие генералы. Разумеется, после войны, когда они изо всех сил пытались улучшить свой имидж и имидж режима, которому они столько лет служили.

Говорит об этой версии и Бевин Александер, американский историк, в своей скандальной книге «10 фатальных ошибок Гитлера», где многие события рассматриваются под неожиданным углом. Впрочем, интереснее всего в его анализе событий перед Дюнкерком другое – он отмечает такой любопытный момент: «Гитлер страшно нервничал с самого начала прорыва. На самом деле он тем больше возбуждался, чем успешнее действовали германские войска, он переживал из-за недостаточного сопротивления противника и боялся сокрушительной атаки с южного фланга. До фюрера никак не доходило, что стратегический план Манштейна и блистательное воплощение его в жизнь Гудерианом привели к самым ошеломляющим победам в современной военной истории. Немецкие войска с самого первого дня были вне опасности, но для Гитлера (равно как и для большинства высших немецких командиров) ситуация складывалась слишком удачно, чтобы быть реальностью. Теперь возникал вопрос, что делать с британскими и французскими армиями в Бельгии…»

Александер, конечно, не первопроходец, об этом говорили многие историки, но как-то мельком, не акцентируя внимание. Впрочем, кроме характеристики психологического состояния Гитлера, которое вполне могло повлиять на его решение, больше Александер ничего оригинального об этом событии не рассказывает и лишь повторяет две популярные версии: «Во-первых, Герман Геринг, один из ближайших соратников фюрера и шеф люфтваффе, обещал, что он может легко предотвратить эвакуацию с помощью своих ВВС, а танкам необходимо повернуть на юг и начать завершающую кампанию по разгрому Франции. Во-вторых, Гитлер хотел договориться с Британией и намеренно помешал ликвидации ВЕР, чтобы можно было легче заключить мир. Однако, какие бы мотивы ни двигали Гитлером, он поступил неверно. Силы люфтваффе не справились с задачей, а англичане воспрянули духом благодаря «чуду Дюнкерка» и преисполнились решимости продолжать борьбу».

Есть ли у этой так любимой британскими и американскими историками теории другие подтверждения, кроме рассказов генералов, да и тех постфактум, много лет спустя? В письменных источниках 1940 года ничего подобного нет. Наоборот, документы скорее свидетельствуют о том, что Гитлер собирался разбить англичан под Дюнкерком. Он хорошо осознавал опасность ухода с материка основных сил английской армии – именно с этими людьми немцам предстояло столкнуться на следующем этапе войны. Если они останутся живы.

В уже упоминавшемся письме к Муссолини от 26 мая Гитлер писал также о подготовке окончательного разгрома армии Горта под Дюнкерком. «Сегодня утром все армии готовятся к возобновлению наступления на противника… Масса тяжелой и сверхтяжелой артиллерии, которую мы подтянули к фронту, гарантия обильного снабжения боеприпасами, а также ввод в бой свежих пехотных дивизий позволят нам теперь продолжить ожесточенное наступление на этом фронте со всей силой. Под натиском начинающегося наступления фронт, вероятно, рухнет через несколько дней».

Так что, даже если Гитлер действительно питал к Англии какие-то особо нежные чувства, это не помешало ему подходить к войне с ней со всей практичностью, какая у него была. И тут, в принципе, не требуются никакие письма и свидетельства, достаточно посмотреть на то, как события развивались дальше. Если Гитлер действительно хотел дать англичанам возможность спокойно эвакуироваться, чтобы они с радостью и благодарностью заключили с ним мир, зачем было возобновлять военные действия? Зачем было бросать в атаку свои танки? Зачем было бомбить британские корабли и губить немецких летчиков в жестокой битве над Дюнкерком?

Ведь передышка была хоть и очень нужной для Англии, но очень короткой. В 11 часов 42 минуты 24 мая английским командованием было перехвачено немецкое сообщение о приостановке наступления около Дюнкерка. Но в тот же день командование вермахта отдало директиву № 13: «Ближайшей целью операции является уничтожение французских, английских и бельгийских вооруженных сил, окруженных в Артуа и Фландрии, путем концентрического наступления правого крыла наших армий и быстрого захвата побережья Ла-Манша в этом районе». То есть Гитлер, приостанавливая наступление, вовсе не собирался полностью прекратить его и дать англичанам возможность спастись бегством. Речь шла только об изменении тактических планов и перегруппировке сил. Вместо танков, которые были в тот момент нужнее на другом участке фронта, с британским экспедиционным корпусом было решено справиться в основном при помощи пехоты и авиации.

Если же теоретически предположить, что Гитлер сначала хотел дать англичанам спастись, а потом передумал, то этот вариант вообще не выдерживает критики. Как минимум потому, что Гитлер в то время был совершенно не похож на «бесноватого фюрера», каким он стал к концу войны, и большинство его приказов и разработанных им планов говорят о разумном практичном подходе и стратегическом мышлении (вспомнить хотя бы план «Гельб» – нападение на Францию через Арденны). А логической причины поменять свое решение у него не было – нет ни одного даже косвенного свидетельства, чтобы он за эти два дня пытался договориться с англичанами. Если бы такие попытки были, уж Черчилль точно не преминул бы рассказать об этом в мемуарах и еще раз подчеркнуть британскую стойкость и верность союзникам.

Вообще, мысль, что, создав благоприятные условия для эвакуации английских войск, можно было подтолкнуть Англию к заключению мира, выглядит довольно странно. Романтично, но как-то оторвано от реальности. Скорее можно было бы предположить, что именно военный разгром британского экспедиционного корпуса мог вынудить Лондон подписать