Дневник артиллерийского офицера - Борис Геннадьевич Цеханович

крыша»: когда мимо него проходил командир дивизиона с замполитом он схватил нож и, наставив его на офицеров, стал угрожать порезать их. Причём, без всяких обвинений – еле его успокоили. Солдат нож убрал и ушёл в землянку. Офицеры быстро вызвали разведчиков, но когда те приехали в дивизион, контрактник, почуяв неладное, взял автомат и скрылся из дивизиона. Ночами, иной раз он появляется на огневой позиции, но задержать не получается. Его друзья утверждают, что он тихий, но чёрт его знает, что у него в башке…

На совещании сидел злой как чёрт и ждал, когда командир полка даст мне слово. За моей спиной сидел командир первого дивизиона майор Дзигунов и веселился. Был он хорошо поддатый, но меня злило не то, что он выпивший пришёл на совещание, а наплевательское отношение к моим требованиям. В принципе и причина то пустяковая – ведение учёта боеприпасов. Но я, как начальник артиллерии, не имел чёткого представления сколько боеприпасов израсходовано за сутки и сколько их осталось на огневой позиции. И это каждый день. Утром начальник штаба дивизиона Тругуб лично мне доложил, что за ночь израсходовано 426 осколочно-фугасных снарядов, а вечером, перед совещанием, Дзигунов ложит мне на стол донесение, из которого следует, что за ночь всё-таки израсходовано 840 снарядов и сам Дзигунов толком не может доложить – сколько снарядов у него на огневой позиции.

Дождавшись своей очереди, я обратился к командиру с просьбой наказать своей властью за отсутствие учёта боеприпасов майора Тругуб – неполное служебное соответствие, майору Дзигунову – строгий выговор.

После совещание полковник Швабу пригласил замов, меня, командира первого батальона Игоря Калинина и его зама Стаса к себе в кунг. Посидели, выпили. Помянули погибшего лейтенанта-сапёра и тут заявился начальник штаба полка Зорин. Был он тоже хорошо поддатый и сразу же стал беспричинно «наезжать» на Калинина и Стаса, которые обиделись и ушли. Возмутился и я, высказал Зорину всё, что думал о его поведении и тоже ушёл.

* * *

Утром я здорово повеселился. На совещании Зорин и зам. командира ополчились на роту связи. Ругали командира роты за бардак и пытались в наказание отправить часть связистов караваном в горы. Я никак не мог понять причину наезда, но мне шёпотом рассказали о происшедшем ночью. Выпив у командира полка, Зорин и зам пошли в роту связи с проверкой и отлупили связиста. За своего подчинённого вступились офицеры и прапорщики роты. Произошла свалка, входе которой начальник штаба и зам получили по роже. Вот они пытаются отыграться, но командир полка запретил трогать роту.

Поступило сообщение, что на высоте 950.8 подорвался на мине командир 9ой роты: оторвало правую стопу. Сейчас его спускают с горы.

Прилетел вертолёт и привёз пополнение, все артиллеристы летят вторым рейсом. В течение недели ожидается ещё пополнение в 300 человек.

Зашёл особист и пригласил с собой посмотреть танкистов со 160го танкового полка, это они ходили ночью в Чири-юрт и прострелили молодому чеченцу ноги. Скоты, зачуханные, грязные скоты. Вот это и страшно – их зачуханность. Сейчас они стоят напротив нас, виновато опустив голову. Но там ночью, с автоматами в руках, против беззащитных селян – они чувствовали себя всесильными. Имеющими право карать. А ведь если бы они попали в плен к боевикам, то вряд ли как молодой чеченец стали сопротивляться. Покорно подставили бы свою шею под нож… Ублюдки, если бы мне дали право судить их, я не раздумывал – лично расстрелял.

– Борис Геннадьевич, ты знаешь, что сегодня ночью в первом дивизионе сгорела палатка, а в ней пять автоматов? – Полковник Швабу вопросительно смотрел на меня.

– Нет, товарищ полковник, утром Дзигунов мне ничего не доложил, – я тяжело вздохнул и предложил, – давайте подождём до совещания. Если попытаются скрыть происшедшее – будем наказывать. Что-то первый дивизион стал зажираться…

Второй раз за день прилетел МИ-26 и привёз пополнение, из которого я отобрал себе пару бойцов в ВУНу. Интересно получилось, в то время как мы начались разбираться с полупьяным пополнением в трехстах метрах, в расположение 3го батальона началась стрельба. Контрактники так испугались, что мгновенно протрезвели.

После распределения зашёл в штаб в тот момент, когда из первого батальона пришло сообщение – двое раненых, у одного в правую руку, у второго в левую. Наверняка самострелы....

…..Тихо скрипнула дверь и в помещение штаба зашёл командир танкового батальона, виновато шмыгнул носом и стал докладывать командиру полка: – Товарищ полковник, в батальоне в течение трёх часов отсутствует полностью экипаж танка. По предварительным данным они ушли в сторону населённого пункта Чири-Юрт. Проведённые поиски результатов не дали.

Командир полка горестно вздохнул и вышел вместе с танкистом из штаба, мы же в изумление только головой закрутили – ну что за придурки….

Ближе к вечеру, зам. командира полка спускаясь с гор, выловил двоих танкистов, которые возвращались с «мародёрки». Притащил их в штаб и эти балбесы вывали награбленное на пол, после чего были отлуплены офицерами. Конечно, если бы это избиение видели сугубо гражданские, типа Политковской или другие «защитнички демократии», то они были бы крайне возмущены и требовали бы суда над разнузданной офицернёй. Но, честно говоря, увидев на полу кучки гнилых грецких орехов, пару флаконов дешёвого одеколона и разную дребедень, в голове от чего-то мутилось и хотелось бить и бить их по рожам. Чуть позднее притащили ещё двоих танкистов, с ними были ещё придурки из пехоты, но тех унесли на носилках в полковой медпункт: всех мародёров в Дуба-Юрте вспугнули боевики, танкисты убежали, пехотинцев духи решили захватить в плен и во время погони ранили тех в ноги. Слава богу, подоспела пехота и их отбили.

Бойцов разведчики утащили в зиндан, а через полчаса особист приводит новую партию нарушителей, но уже с первого дивизиона.

– Борис Геннадьевич, твои? – Весело прокричал Сан Саныч.

– Да, это командир взвода обеспечения первого дивизиона, а бойцы хрен их знает, может и мои… Где словил их?

– Да продавали, сволочи, топливо и боеприпасы… В кузове две бочки с солярой, в карманах патроны и гранаты.

Солдаты молча и покорно стояли у стены, а прапорщик зачастил деревенским говорком: – Товарищ капитан, ну чего вы говорите? Какая продажа? Какие боеприпасы? Мы там нужду справить остановились, мы же не виноваты, что чеченцы к нам подошли….

Прапорщик всё сыпал и сыпал словами, но ему никто не верил – лишь тяжёлым взглядом смотрели на россыпь патронов от крупнокалиберного пулемёта, вытащенные из карманов прапорщика.

Приказом командира прапорщик и солдаты были арестованы и