Чужой земли мы не хотим ни пяди! Мог ли Сталин предотвратить Вторую мировую войну? - Леонид Маратович Павлов

была бы затруднена отсутствием аэродромов с твердым покрытием, позволяет с уверенностью утверждать, что и германская авиация, вздумай Гитлер в сентябре-октябре 1939 года напасть на Советский Союз, столкнулась бы точно с такими же трудностями: ведь люфтваффе пришлось бы использовать эти же самые аэродромы.

Очевидно, во время этого заседания Ворошилову передали записку секретаря Сталина Александра Николаевича Поскрёбышева: «Клим, Коба сказал, чтобы ты сворачивал шарманку»786. Сталину, пославшему письмо Гитлеру, уже не было нужды церемониться с англо-французской миссией.

21 августа, в то время, пока шло последнее заседание военных миссий СССР, Англии и Франции, два величайших в истории человечества людоеда обменялись письмами. Сначала Шуленбург в 15 часов передал Молотову письмо для Сталина (Гитлер отправил это письмо в Москву 20 августа).

Господину И. В. Сталину. Москва.

1. Я искренне приветствую заключение германо-советского торгового соглашения, являющегося первым шагом на пути изменения германо-советских отношений.

2. Заключение пакта о ненападении означает для меня закрепление германской политики на долгий срок. Германия, таким образом, возвращается к политической линии, которая в течение столетий была полезна обоим государствам. Поэтому германское правительство в таком случае исполнено решимости сделать все выводы из такой коренной перемены.

3. Я принимаю предложенный Председателем Совета Народных Комиссаров и народным комиссаром СССР господином Молотовым проект пакта о ненападении, но считаю необходимым выяснить связанные с ним вопросы скорейшим путем.

4. Дополнительный протокол, желаемый правительством СССР, по моему убеждению, может быть, по существу, выяснен в кратчайший срок, если ответственному государственному деятелю Германии будет предоставлена возможность вести об этом переговоры в Москве лично. Иначе германское правительство не представляет себе, каким образом этот дополнительный протокол может быть выяснен и составлен в короткий срок

5. Напряжение между Германией и Польшей сделалось нестерпимым. Польское поведение по отношению к великой державе таково, что кризис может разразиться со дня на день. Германия, во всяком случае, исполнена решимости отныне всеми средствами ограждать свои интересы против этих притязаний.

6. Я считаю, что при наличии намерения обоих государств вступить в новые отношения друг к другу является целесообразным не терять времени. Поэтому я вторично предлагаю Вам принять моего министра иностранных дел во вторник, 22 августа, но не позднее среды, 23 августа. Министр иностранных дел имеет всеобъемлющие и неограниченные полномочия, чтобы составить и подписать как пакт о ненападении, так и протокол. Более продолжительное пребывание министра иностранных дел в Москве, чем один день или максимально два дня, невозможно ввиду международного положения. Я был бы рад получить от Вас скорый ответ»787.

Уже через два часа Молотов передал Шуленбургу ответное письмо Сталина Гитлеру:

«Благодарю за письмо. Надеюсь, что германо-советское соглашение о ненападении создаст поворот к серьезному улучшению политических отношений между нашими странами.

Народы наших стран нуждаются в мирных отношениях между собою. Согласие германского правительства на заключение пакта ненападения создает базу для ликвидации политической напряженности и установления мира и сотрудничества между нашими странами.

Советское правительство поручило мне сообщить Вам, что оно согласно на приезд в Москву г. Риббентропа 23 августа»788. (При этом никого не удивило и было воспринято как должное, что Гитлер – глава государства, писал послание человеку, который формально не занимал никаких официальных постов в другом государстве, а этот человек давал согласие на государственный визит министра иностранных дел. – Л.П.).

Читая письмо Гитлера, разве можно сказать, что Германия хочет напасть на Советский Союз? Так ультиматумы не ставят. Тем более, язык ультиматума не был чужд Гитлеру. Именно таким языком он разговаривал с правительствами Австрии по вопросу аншлюса в марте 1938 года, Чехословакии – летом-осенью 1938 года по вопросу Судет и в августе-сентябре того же года и по поводу полной оккупации Чехословакии и образования протектората Богемия и Моравия в марте 1939 года, Литвы – тогда же по поводу Мемеля. Весной – летом 1939 года такая же риторика была применена и в переговорах с Польшей по данцигскому вопросу. Здесь же Гитлер буквально лебезит перед Сталиным, заранее соглашаясь на все условия, которые поставит советский вождь, даже не зная, какие это будут условия – ведь никто из советских лидеров ничего не говорил по поводу условий, на которых Советское правительство готово заключить новый договор о ненападении, представляя Гитлеру возможность самому устроить аттракцион невиданной щедрости. Сталин же, наоборот, отвечает очень сухо, как человек абсолютно уверенный, во-первых, в своей силе, во-вторых, в том, что Германия на Советский Союз нападать не собирается, в-третьих, в своей недосягаемости, и в-четвертых, в том, что без его согласия Гитлер войну с Польшей не начнет, а потому ему можно выкручивать руки.

И тут возникает вполне резонный вопрос: а что мешало Гитлеру напасть на Польшу в августе 1939 года? Зачем он унижался перед Сталиным, зачем обещал, и затем и отдал то, что, как он полагал, принадлежало ему и что он мог взять просто потому, что Германия была существенно сильнее Польши, Латвии, Литвы и Эстонии вместе взятых? Англия и Франция дали Польше гарантии, но Гитлер этого не испугался, но войну не начинал. Казалось бы, чего опасаться? Советского Союза? Так у Германии и СССР был договор о ненападении и нейтралитете, и, как будто бы, этот договор позволял Гитлеру чувствовать себя спокойно. Однако ему нужны были дополнительные гарантии, как угодно, что угодно, когда угодно, но чтобы это была такая бумажка, окончательная бумажка. Фактическая! Настоящая!! Броня!!! Без этой бумажки он откладывал нападение на Польшу в самом буквальном смысле до последнего дня – до 1 сентября, означенного в плане «Вайс», как последняя дата начала войны в 1939 году. А бумажку эту мог дать Гитлеру только один человек на всем белом свете – Сталин. И он ее дал.

Получив в 21 августа 22.30 письмо Сталина, Гитлер воспринял его с необузданным восторгом. «С возгласом: «Ну, теперь весь мир – у меня в кармане!» – он стал обеими руками барабанить по стене и вообще повёл себя как умалишённый»789.

Сталин от Гитлера не отставал: по воспоминаниям Никиты Сергеевича Хрущева, после подписания пакта о ненападении, он буквально ходил гоголем, задрав нос, и повторял: «Ну и надул я Гитлера. Надул Гитлера!» Бывший управляющий делами Совета Министров СССР М. Смиртюков вспоминал, что после подписания пакта в Кремле чувствовали себя так, будто ухватили бога за бороду: кусок Польши отхватили, Прибалтику получили!790 По сути то же самое, только менее ярко, описал адмиралу Кузнецову тогдашний председатель Моссовета Василий Прохорович Пронин: «После того, как Риббентроп покинул зал, Сталин сказал: «Кажется,