Чужой земли мы не хотим ни пяди! Мог ли Сталин предотвратить Вторую мировую войну? - Леонид Маратович Павлов

с облегчением, когда узнали, что на переговоры приедут представители Англии и Франции не столь высокого ранга. – Л.П.). Советское правительство предложило начать переговоры генеральных штабов 23 июля, но только 11 августа военные миссии прибыли в Ленинград.

Пределом терпения Правительства СССР, подчеркивал Брэйлсфорд, стал момент, когда оно установило, что Польша все еще отказывается допустить советские войска «на свою священную землю». Западные державы, по-видимому, солидаризовались с таким поведением Польши.

Брэйлсфорд заявил, что вряд ли поляки могут в течение продолжительного времени защищать свою территорию без того, чтобы получить в помощь несколько дивизий Красной Армии. «Иными словами, – заявил Брэйлсфорд, – поляки и западные держаны не ставят себе цель победить, не подходят к вопросу по-деловому, по-серьёзному, и поэтому являются либо неискренними, либо неисправимо некомпетентными». Этот аргумент решительно говорит против Чемберлена.

Далее Брэйлсфорд, однако, утверждал, что Советское правительство напрасно «сошло со своего пути, чтобы облегчить неспровоцированное нападение на Польшу». Свое мнение Брэйлсфорд особенно оправдывал тем, что в перспективе «дружественный нейтралитет русских обеспечивает Германии достаточное количество нефти, пшеницы и минералов, необходимых для ведения продолжительной войны».

27 августа журнал «Нью Стейтсмен энд нейшн», давая обзор событий за последние несколько лет, писал, что в течение пяти лет Советское правительство терпеливо выжидало, пока западные державы наблюдали, как бездействует Лига Наций, и вместо того, чтобы оказать сопротивление фашистской агрессии, вели политику «умиротворения» и наносили Советскому Союзу одно оскорбление за другим. Кульминационным моментом этого периода был сентябрь прошлого года, когда западные державы попытались обвинить СССР в предательстве Чехословакии.

Когда после событий 15 марта, писал журнал, Советское правительство предложило созвать конференцию миролюбивых держав, то Чемберлен и Даладье должны были понять, что это была, вероятно, последняя возможность, предложенная западным державам. Решительный отказ Варшавы разрешить советским войскам пройти через польскую территорию едва ли мог содействовать тому, чтобы Советское правительство поверило в эффективность фронта миролюбивых держав, даже если такой фронт и был бы создан. При этих обстоятельствах оставаться верным союзу, лидерам которого СССР имел основания не доверять, казалось более рискованным, чем вести политику балансирования, находясь вне союза.

«Начиная с 15 марта, – указывал журнал, – Англия могла бы создать эффективный фронт мира только путем широкого союза с Россией. Мы были против такого союза в то время, когда имели возможность его заключить. Мы посеяли подозрение и сейчас пожинаем его горькие плоды. Глупо недооценивать всю серьезность нынешнего положения. Оно приблизило угрозу войны, поощрило безграничные притязания лидеров фашистской Германии и в то же время оставило западные державы при их обязательствах, которых они не смогут избежать и которые с трудом смогут выполнить»867.

Уже после начала Второй мировой войны, 13 сентября, референт Отдела Американских стран Наркомата иностранных дел Игнатова подготовила, почему-то, секретный обзор американской прессы за 24 августа заключением советско-германского пакта о ненападении.

В отчете говорилось, что 24 августа все основные американские газеты на первых полосах под крупными заголовками напечатали полностью текст Советско-германского договора о ненападении. Большое место уделяется обстановке, в которой происходила встреча Риббентропа в Москве и подписание договора вообще.

Известная журналистка Доротти Томпсон в специальном выступлении по радио расценивает подписание договора как «удачный ход», сделанный Советским Союзом. Статья в газете «Нью-Йорк геральд трибьюн», посвященная речи Томпсон, приводит выдержки из ее выступления: «Сталин целиком разоблачил панику, ненадежность и полнейшее отсутствие искренности фашизма. Риббентроп не поехал бы в Москву, если бы не был напуган. Вполне возможно, что если бы была полная согласованность и твердый союз между Англией, Францией и Россией за последние две недели, то не было бы серьезной опасности войны на сегодня». Касаясь политики США, Томпсон заявляла: «Если бы США отменили закон о нейтралитете, вместо того чтобы заявлять Гитлеру о своей изоляционистской политике, то опасность войны была бы значительно меньше».

Передовица газеты «Нью-Йорк геральд трибьюн» под заголовком «Ожидание» утверждала: «Гитлер вынужден был оттолкнуть от себя Японию… Политика Гитлера до некоторой степени стала зависимой от позиции Советского Союза… Гитлер разоблачил перед демократическими странами свою фашистскую политику, как политику циничного оппортунизма, как политику, даже не старающуюся хотя бы казаться иной».

После ряда подобных фраз газета указывала на невозможность вести вообще какие бы то ни было переговоры с такой страной, как Германия. Эта же газета приводила выдержку из итальянской газеты «Иль теле-трафо», в которой, как указывается, выражено мнение Д, Ансалдо – человека, близкого к Чиано: «Новый пакт ни в коей мере не изменяет отношения «оси» Рим – Берлин к Японии, наоборот, он является предшественником сближения Советского Союза с Японией».

Газета «Нью-Йорк таймс» печатает статью, в которой комментирует беседу генерального секретаря компартии США Эрла Браудера с работниками печати. Статья озаглавлена «Пакт повредит «оси»5. И далее: «Браудер усматривает в пакте вред не для демократических держав, а для фашистских». В своем выступлении Браудер подчеркнул «огромное значение договора для всего мира и удар по мюнхенцам и фашистской агрессии». Автор пишет: «Браудер утверждал, что договор является выражением давно объявленной и установленной политики Советского Союза и не представляет

собой новости… Если этот договор Гитлером будет соблюдаться, то это произойдет не потому, что соблюдение договоров является привычкой Гитлера, а потому, что он прекрасно осведомлен о политической и военной готовности Советского Союза».

Та же газета «Нью-Йорк таймс» напечатала передовую под заглавием «Если разразится война». Статья написана в недоброжелательном тоне по отношению к Советско-германскому договору. Так, передовица утверждает:

«Условия Германо-русского пакта пошли много дальше, чем это можно было ожидать. Означает ли 4-й пункт договора то, что Россия не может присоединиться к блоку антиагрессоров, а Германия должна выйти из антикоминтерновского пакта?»… «Что бы договор ни значил, во всяком случае это никак не мир, он служит только обострению кризиса. Очевидно, этим неожиданным ударом Германия думала подчинить себе Польшу без войны. Она, очевидно, ее не ожидала».

Далее в статье содержались недоуменные вопросы: «Почему СССР потворствует Германии наступать на Польшу? Ведь если это наступление будет иметь успех, то будет ослаблено одно наиболее сильное препятствие при нападении Германии на Советский Союз. Может быть, Советский Союз также не ожидает войны? Может быть, у них есть какие-нибудь другие скрытые мотивы, которые выяснятся перед концом этого странного эпизода в драме, которая очень похожа на разрушение планетной системы».

«Если наступит война, – продолжала газета, – но Россия не примет в ней участия и даже, возможно, будет помогать Германии, снабжая ее припасами, то для каждого американца должно быть ясно, что наше отношение к конфликту морально и материально изменится. Наконец, есть еще демократический фронт. Ответственность США