Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам - Олег Александрович Гоков

Домонтович, объявлявший готовность к этому, обуславливает нам своё согласие предоставлением ему звания начальника военной миссии и положением военного агента[384], говоря, что это необходимо для усиления его авторитета в стране. Притязания эти неосновательны, так как и без того значение Домонтовича как нельзя более удовлетворительно… В случае окончательного отказа полковника Домонтовича, необходимо позаботиться о выборе на место его другого офицера, о чём просил меня шах»[385]. Он отмечал также, что полковник не соблюдал субординации: вопреки данной ему инструкции не подчинялся указаниям дипломатического представителя. После получения вышеупомянутой телеграммы мнение военного министра изменилось. На сопроводительной записке управляющего Азиатским департаментом и товарища министра иностранных дел Николая Карловича Гирса к этой телеграмме П. С. Ванновский 5 марта 1882 г. написал: «Притязания полковника Домонтовича неумеренны. Надо найти другое лицо»[386]. О том же он сообщил Н. К. Гирсу в официальном письме[387].

По распоряжению военного министра, с марта 1882 г. кавказское начальство было озабочено поиском новой кандидатуры на должность Заведующего обучением персидской кавалерии. По инициативе начальника штаба Кавказского военного округа генерал-лейтенанта ГШ П.П. Павлова, одобренной Главноначальствующим на Кавказе и командующим войсками Кавказского военного округа А.М. Дондуков-Корсаковым, вместо А. И. Домонтовича было предложено командировать состоявшего по Кубанскому казачьему войску полковника ГШ Петра Владимировича Чарковского[388]. 25 марта секретной телеграммой военный министр сообщил об этом предложении Н.К. Гирсу с просьбой сообщить И. А. Зиновьеву. Однако вплоть до начала июня решение по новому Заведующему принято не было. В неведении отставалась и кавказская администрация. В мае 1882 г. А. И. Домонтович прибыл из Тегерана в Тифлис и, получив отпуск, отправился в Санкт-Петербург[389]. Судя по всему, ему пока не было известно о том, что его собираются сместить с занимаемой должности, или же он, надеясь на благоприятный исход, уже стал подбирать себе новых инструкторов на вакансии. Об этом свидетельствует письмо хорунжего Кубанского казачьего войска[390] Денисова начальнику Главного штаба, в котором он изъявил согласие служить в Персии под руководством полковника[391].

Судя по позднейшим воспоминаниям, сам А. И. Домонтович винил в смещении отсутствие на прежнем посту своего покровителя великого князя Михаила Николаевича, «сердечно относившегося к делу военной миссии в Персии и всегда выказывавшего неоценимое внимание»[392]. Отчасти он был прав. Однако, решение относительно судьбы главы русских инструкторов принималось не в Тифлисе, а в Петербурге. На Кавказе вплоть до начала июня 1882 г. не знали о том, кто будет назначен новым заведующим обучением персидской кавалерии[393]. Фактически кавказское военное начальство отдало в этом инициативу военному ведомству и Министерству иностранных дел, превратившись в простого исполнителя приказов из столицы империи. В мае 1882 г. в Петербург прибыл и И. А. Зиновьев. Ему, видимо, удалось убедить свое начальство в целесообразности замены Заведующего. Поскольку в решении этого вопроса в Главном штабе целиком ориентировались на решение Министрества иностранных дел[394], то именно мнение посланника в Тегеране стало решающим. Что интересно, в своих воспоминаниях А. И. Домонтович отзывался о И. А. Зиновьеве с уважением[395]. Сложно сказать, было ли это вызвано официальностью публикации, или полковник действительно не знал, какую роль в его судьбе сыграл посланник.

Окончательное решение о замене А. И. Домонтовича П.В. Чарковским было объявлено в докладе по Главному штабу от 4 июня 1882 г. 5 июня 1882 г. о Высочайшем решении Н.Н. Обручевым было сообщено в Тифлис П.П. Павлову[396]. Оно также было доведено до сведения А. И. Домонтовича и шаха. «Когда шах узнал об откомандировании Домонтовича, – писал В. А. Косоговский, – он долго настаивал через русского посланника о возвращении его в Персию, но российская Миссия старалась убедить шаха, что вновь назначенный полковник Чарковский если не лучше, то, во всяком случае, не хуже Домонтовича»[397].

Как нам представляется, отстранение А. И. Домонтовича вопреки желанию шаха и его самого было вызвано двумя причинами. Во-первых, личными амбициями посланника, не желавшего делить с кем-то свое влияние при шахском дворе и определять политику относительно Тегерана. Во-вторых, разным видением будущего ПКБ. Для А. И. Домонтовича это был военно-политический проект, предполагавший подготовку кадров для новой иранской армии, создаваемой под российским контролем и влиянием. Для И. А. Зиновьева же бригада была преимущественно политическим проектом, основной задачей которого было не допустить англичан в качестве инструкторов иранских вооруженных сил, а также вообще не дать усилиться влиянию британских представителей при дворе шаха. Чисто военные аспекты его интересовали мало.

Ситуация с А. И. Домонтовичем показательна в том плане, что она отчасти повторится во второй половине 1890-х гг. и с очередным Заведующим – В. А. Косоговским[398]. Российские дипломатические представители тяжело переносили, когда рядом с ними начинал действовать человек, своей излишней (на их взгляд) активностью оттеснявший их на задний план. Сюда добавлялось также традиционное соперничество между дипломатами и военными во внешней политике, характерное для России той эпохи[399]. Наиболее деятельные из военных зачастую предлагали активно продвигать интересы империи Романовых (как они их понимали) по всему миру, далеко не всегда обращая внимание на дипломатические расчеты представителей Министерства иностранных дел и международное положение империи. Таким образом они нарушали «внешнеполитическую иерархию», беря на себя функции, находившиеся в парафин дипломатов. В то же время незнание зачастую (в силу зависимого положения) реальных видов правительства на те, или иные вопросы, касающиеся Персии, вкупе с искренним желанием усилить авторитет и могущество России приводили к излишне эмоциональным (как в случае с В. А. Косоговским) и резким, даже несправедливым оценкам. В свою очередь, у многих дипломатов по отношению к военным коллегам присутствовал некий снобизм, обусловленный пониманием своего статуса как единственных полномочных представителей России и вершителей ее внешней политики. Это также иногда создавало определенную напряженность в отношениях между представителями двух ведомств.

Для И. А. Зиновьева ПКБ представляла собой политический проект, имевший целью не допустить в персидскую армию британских инструкторов и вообще ограничить английское влияние на шаха. В этом смысле задача русской военной миссии должна была сводиться к внешнему обучению «казаков» так, чтобы их подготовкой оставался доволен персидский правитель. Полноценное обучение военному делу не предполагалось (в этом российские дипломаты были солидарны со многими военными деятелями империи). Соответственно и роль русских инструкторов должна была быть подчиненной, пассивной и сводиться к простому обучению азам военной подготовки на европейский манер. А. И. Домонтович, в силу незнания внешнеполитических планов, в которые посланник его не посвящал, рассматривал ПКБ с профессиональной точки зрения, как военно-политический проект. В своем донесении И. А.