19 ноября 1942. Сталинград от наших и ненаших - Николай Николаевич Яковлев

были в состоянии коренным образом пересматривать стратегию. Главное – они, вышколенные в традициях презрения к России, высокомерного «европейского» склада ума, так и не могли взять в толк, что в интеллектуальном отношении высшее наше командование – наследники русского военного гения – было неизмеримо выше немецкого. Тупик германского наступления объясняется прежде всего тем, что советские командующие навязывали свою волю противнику.

Под прессом неудач назревал генеральный кризис немецкого военного руководства. Гальдер, очевидно попавший в немилость, удвоил рвение в своем привычном образе действия в отношении фюрера. Один из германских офицеров, присутствовавший на совещаниях у Гитлера, пометил в дневнике: «Начальник генерального штаба всеми силами стремится сгладить обстановку… (штабные офицеры) разъярены тем, как он не упускает ни малейшей возможности полить грязью бывшего главнокомандующего (Браухича) и иногда очень хитро пытается возложить ответственность (за неблагоприятное развитие событий) на решения и идеи, не соответствующие взглядам Гитлера. Сегодня, например, Гальдер сказал: «Мой фюрер! Если бы фельдмаршал чаще прислушивался к вам и ко мне, мы уже были бы там-то и там-то».

Лесть больше не помогала, Гитлер подыскивал преемника Гальдеру, не упуская случая обрушить гнев на высшее командование. Ослабленная группа «А» завязла на Кавказе. 9 сентября Гитлер снимает ее командующего фельдмаршала Листа, взяв на себя командование ею. Фюрер заметил: «У моих фельдмаршалов кругозор не больше отверстия в унитазе». Культурные «европейцы» с генеральскими погонами, кичившиеся честью мундира, безмолвно выслушивали брань из уст ефрейтора первой мировой войны. Он перестал приглашать их к обеду. Смолчали.

Безропотная покорность господ военных окончательно взбесила Гитлера, с начала сентября он перестал подавать руку Кейтелю и Йодлю, служившим ему с собачьей преданностью. Последний в ужасе комментировал: «Ну где фюреру найти генерала, подобного мне, и более убежденного национал-социалиста!» Честь касаться руки Гитлера им была возвращена в конце января 1943 года, когда немцы в Сталинграде находились при последнем издыхании.

Во время перепалок в ставке Гитлеру, пусть почтительно, несколько раз напоминали, что та или иная неудача – следствие его личных приказов. В ответ он злобно огрызался: «Все генералы лгут» – и поручил с 12 сентября посадить на совещаниях в ставке трех стенографистов, чтобы генералам не было повадно задним числом попрекать его, главнокомандующего, решения которого всегда безупречны – смотри стенограмму! Ежедневно записывалось до 500 страниц, которые педантично складывались в сейфы. «Когда мы побеждаем в бою, – наставительно заявил Гитлер, – мои фельдмаршалы расхватывают лавры, а когда мы терпим неудачу, они указывают на меня». Эсэсовского адъютанта Шульце Гитлер возвел в ранг личного адъютанта, и отныне пугающе громадный капитан СС торчал на всех совещаниях.

Человеческая дрянь, собравшаяся под главенством фюрера, погружалась в бездонное болото склок. С Кавказа Гитлеру имели неосторожность прислать кинохронику – с превеликими трудностями вермахт водрузил флаг на Эльбрусе. Альпинисты вермахта ожидали похвал, а получили разнос – нужно думать о «покорении не вершин, а русских». Гитлер, рассматривая на карте клин, протянувшийся до Сталинграда, северный фланг которого держали венгерские и итальянские войска, потребовал подкрепить их оборону немецкими частями, а для этого вывести из Сталинграда хотя бы танковую дивизию: «Сталин может повторить хитрость 1920 года, использованную против белогвардейцев, – ударить через Дон у Серафимовича на Ростов». Генералы тупо смотрели на карту, слова фюрера падали в пустоту – из Сталинграда нельзя было взять ни одного солдата, ни один танк. Больше месяца Гитлер повторял приказ. Никаких результатов. После войны Гальдер и К° сочинят версию: фланги остались без подкреплений по вине Гитлера.

Все они изнывали там, в ставке фюрера под Винницей, в последние дни необычайно жаркого лета 1942 года. Историограф ставки записывал: «Как мы ни мечтаем о дожде и прохладной погоде, мы страшимся и их. Хлынут потоками дожди, и в считанные минуты все здесь превратится в болото, а влажная жара, как говорят, в этих местах пагубна. В этом лесном лагере мы кое-как выносим жару, но мы и не помышляем выйти из тени деревьев». Прошлой зимой эта нечисть сокрушалась по поводу русских морозов, теперь плакала от жары.

Крепко разладилось в голове вермахта – верховном главнокомандовании – к осени 1942 года, но гремящий безмозглый динозавр германской военной мощи делал свое дело. Война продолжалась, миллионы немецких солдат, видевшие перед собой только непосредственные цели – руины дома в Сталинграде или горную вершину на Кавказе, пытались лезть вперед, рассчитывая на наживу. В речи на всю Германию 21 октября 1942 года Геббельс обозначил их идеалы: «Однако никто не думает, что мы, немцы, вдруг оказались охваченными новой моралью. Нет, мы боремся за владение землей, за нефть и железо, за поля с колыхающейся пшеницей. Это возбуждает наших солдат, и за это они погибают».

Этих роботизированных автоматов без души, запрограммированных на убийство, можно было остановить только силой.

Под Сталинградом Жуков!

К оборонительному сражению на Волге было приковано внимание Ставки Советского Верховного Главнокомандования. Она отдавала директивы.

Сразу после 23 августа, дня выхода немецких танков к Волге, находившимся у Сталинграда представителю ГКО Г. М. Маленкову, представителю Ставки А. М. Василевскому и командующему войсками фронта А. И. Еременко предписывалось: «Первое – обязательно и прочно закрыть нашими войсками дыру, через которую прорвался противник к Сталинграду, окружить прорвавшегося противника и истребить. У вас есть силы для этого, вы это можете и должны сделать.

Второе – на фронте западнее и южнее Сталинграда безусловно удерживать свои позиции, частей с фронта не снимать для ликвидации прорвавшегося противника и безусловно продолжать контратаки и наступление наших войск с целью отбросить противника за пределы внешнего сталинградского обвода».

В директиве объяснялось и как именно сделать это:

«Противник прорвал ваш фронт небольшими силами. У вас имеется достаточно сил, чтобы уничтожить прорвавшегося противника. Соберите авиацию обоих фронтов и навалитесь на прорвавшегося противника. Мобилизуйте бронепоезда и пустите их по круговой железной дороге Сталинграда. Пользуйтесь дымами в изобилии, чтобы запугать врага. Деритесь с прорвавшимся противником не только днем, но и ночью. Используйте вовсю артиллерийские и эрэсовские силы… Самое главное – не поддаваться панике, не бояться нахального врага и сохранить уверенность в нашем успехе. И. Сталин».[7]

Военачальники и политический деятель Маленков постарались выполнить указание Сталина. Они отдали соответствующие приказы войскам, бои вспыхнули с новой силой, но к исходу августа обе армии, защищавшие Сталинград, – 62-я и 64-я – отошли на средний, а затем ко 2 сентября на внутренний оборонительный обвод…

26 августа генерал армии Г. К. Жуков был назначен заместителем Верховного Главнокомандующего. На следующий день Жуков у Сталина в Кремле. Генерал армии был порядком раздосадован – его оторвали от руководства крупной операцией, перспективы которой были многообещающими. С одним условием – нужно было бы иметь еще одну-две армии. Их Сталин не дал. Сталин приказал отправиться под Сталинград и уже 2 сентября нанести удар с севера, «чтобы не допустить потери Сталинграда». 29 августа Жуков прилетел в район Сталинграда для организации контрнаступления против группировки противника, вышедшей к Волге, чтобы соединиться с 62-й армией. Для этого стягивались 1-я гвардейская, 66-я и 24-я армии.

Они еще далеко не изготовились, как Г. К. Жуков получил телеграмму за подписью Сталина:

«Положение со Сталинградом ухудшилось. Противник находится в трех верстах от Сталинграда. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа войск не окажет немедленной помощи. Потребуйте от командующих войсками, стоящих к северу и к северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь сталинградцам. Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду».

Жуков связался по телефону со Сталиным и доложил, что войска смогут перейти в наступление 5 сентября. «Думаете, – ответил И. В. Сталин, – что противник будет ждать, пока вы раскачаетесь?.. Еременко утверждает, что противник может взять Сталинград при первом же нажиме, если вы немедленно не ударите с севера». Жуков сообщил, что он не разделяет эту точку зрения.

Контрнаступление советских армий началось 5 сентября и продолжалось около десяти дней. Сколько-нибудь значительного продвижения, не говоря уже о соединении с 62-й армией, достигнуто не было. Советские войска вводились в бой иногда прямо с марша, атаковывали в лоб, не имея достаточной артиллерийской поддержки и прикрытия с воздуха. Однако ввиду обозначившейся угрозы штаб Паулюса перебросил в этот район некоторые