Гюлистанский договор 12 (24) октября 1813 г - Владимир Александрович Иванов

ассиз тамошнего гарнизона старых солдат и действовать по обстоятельствам против неприятеля. Для командования эскадрой и десантом назначен астраханский комендант генерал-лейтенант Ротгоф. 25 июля эскадра с десантом прибыла к Талышинским берегам, но в употреблении ее не представилось надобности, так как мирные переговоры с Персией приняли благоприятный исход. Прибывший в Тифлис персидский чиновник Мамед-Али-бек, доставил главнокомандующему письмо мирзы Шефи в котором визирь писал об искреннем желании персидского правительства прекратить вражду с Россией»[211]. Помимо этого, Ртищев решил завести отношения с восставшими туркменами, дабы, если переговоры сорвутся вновь, использовать их силы против персов. В донесении Ртищева Румянцеву от 31 июля 1813 г. говорилось «Что касается до разведывания Ханджаева, то он доставил ко мне подтверждение слухов, что якобы сильный трухменский народ, от коего владетель Персии требовал нынешней весной знатной части войск, отказался дать оные. Когда же посланы были к ним войска Баба-хановы для наказания, то трухменцы разбив оные, восстали якобы всеми своими силами против власти правительства… я вторично предписал уже ген-л. Ротгофу… дабы он немедленно послал 2 военные судна курсировать у трухменских берегов… и буде удостовериться, что оный действительно, отложась от повиновения власти персидского правительства… поддержать их таковое расположение чрез благоразумные внушения и обнадежить во всякой им помощи со стороны Российского правительства»[212].

Однако вскоре, получено было окончательно подтверждение того, что персы готовы начать переговоры. Фирманом Фатх-Али-шаха, для ведения переговоров полномочным представителем с персидской стороны назначался Мирза-Абуль-Хасан-хан.

Глава IV

Англо-французская конкуренция и роль Франции в русско-персидской войне

Как уже было отмечено, на ход русско-персидской войны наложила свой отпечаток политика ведущих на тот момент европейских держав – Англии и Франции. Даже несмотря на то, что временами Россия состояла с той или иной указанной державой в союзе – на состоянии дел на Востоке это практически не отражалось. И Англия, и Франция продолжали оставаться конкурентами России, а также, вести ожесточенную борьбу друг с другом за рынки сбыта, сырье и контроль над стратегически важными позициями. По поводу характера противостояния между ними О. Маркова отмечала «Россия требовала открытого и свободного выхода к морям, свободного доступа к рынкам Азии. На Балтийском море она добилась этого выхода при Петре I. Выход на юге, из Черного моря в Средиземное, через проливы во владениях Турции, сторожили старые соперники – Англия и Франция, имея виды на черноморские пути. Право на этот выход стало важнейшей проблемой восточной политики России… Воспрепятствовать выходу России в Средиземное море и в Азию, где Россия могла явиться серьезной угрозой английскому господству, стало целью восточной политики Англии. Не допускать роста нового соперника – одна из главных задач этой политики в XIX в., подобно тому, как уничтожение могущества старого соперника – Франции, было главной задачей английской политики в XVIII в. Россия боролась за Кавказ как за исключительно важную стратегическую позицию. В обстановке нараставшего международного соперничества значение этой позиции все возрастало. Она обеспечивала обладание Каспийским и Черным морями и юго-восточными территориями России. На этой позиции защищались жизненные интересы русского государства»[213]. Сходным способом действовала и французская дипломатия. Недопущение увеличения влияния Англии, параллельно – России, возбуждение и всяческое затягивание русско-персидского и русско-турецких конфликтов – вот основные цели французской дипломатии, которые преследовались ею на Западе и на Востоке.

Не углубляясь в подробное рассмотрение англо-французского противостояния на Востоке на предыдущем этапе (XVII–XVIII вв.)[214], отметим, что к концу XVIII – началу XIX вв., позиции французской торговли (левантинская торговля), в результате английской конкуренции оказались существенно подорванными. В этих условиях, французская дипломатия стала вновь уделять пристальное внимание стратегическому положению Ирана – страны, посредством наращивания связей с которой и приобретения влияния над нею, можно было бы парировать как успехи англичан, так и достигать недопущения усиления российского влияния. Деятельность Декорша, Вернинака, Оливье, Брюгьера и иных – свидетельствовала о возрастании французского интереса. Так, в донесении Комитету общественного согласия от 19 октября 1795 г., французский представитель в Константинополе Вернинак, сообщая о походе Ага-Мухаммед-хана в Грузию отмечал «Мухаммед-хан может стать врагом России, в ином роде толь же для нее страшным и опасным, как Пугачев. Я послал вам копии инструкций, врученных мною натуралистам Брюгьеру и Оливье в момент их отъезда из Парижа. Если вы считаете полезным предоставить им больше свободы действий, соблаговолите быстро довести до моего сведения соответствующие распоряжения и я поспешу их выполнить»[215]. Деятельность миссии Оливье и Брюгьера в Иран в 1796 г., в связи с изменением политической обстановки, не привела к определенным результатам. Не слишком удачно складывались дела и в Турции. Тем не менее, Директория не собиралась отступать. Так, 12 апреля 1798 г. Директория приняла постановление «Об изгнании англичан из всех их восточных провинций».

Находившаяся на переднем крае борьбы за транзитные коммуникации, рынки сырья и сбыта английская Ост-Индская компания, при поддержке своего правительства стала предпринимать ответные контрмеры, нацеленные на недопущение увеличения французского влияния. В этих условиях, большую значимость приобретало укрепление и расширение английского влияния на ближнем и средневосточном направлении. Особая роль Ирана в целом, и Персидского залива в частности, подмеченная еще давно, была в данном контексте актуализирована с новой силой. Еще в феврале 1796 г. директор Ост-Индской компании Лешингтон не исключал, что после захвата французами Египта, вторжение их в Индию сухопутным путем может стать реальностью. Для парирования возможных французских покушений на Индию, по его мнению, следовало заключить союз с Ираном. Однако, на тот момент (в условиях смуты, возникшей после убийства Ага-Мухаммед-хана), это не представлялось возможным. В 1798 г. начался Египетский поход Бонапарта. Параллельно, англичанам стало также известно о переписке генерала Бонапарта с правителем Майсора Типпу-саибом, который, в свою очередь, был тесно связан с афганским Заман-шахом. Заман-шах в конце XVIII в. 4 раза вторгался в Индию и представлял серьезную угрозу для английских владений.

Следовало парировать как французские поползновения, так и набеги Заман-шаха. Уже перед началом переговоров с Ираном, был подписан англо-турецкий союзный договор (1799 г.), чему способствовали сильно испортившиеся франко-турецкие отношения (в контексте Египетской экспедиции и Сирийского похода генерала Бонапарта). В том же году Англии удалось заключить с Портой еще одно, весьма выгодное для первой соглашение, в соответствии с которым английские военные и торговые корабли получили право свободного посещения турецких берегов Черного моря[216]. Между тем, события в самом Иране также начали складываться для англичан в известном смысле благоприятно. В борьбе за власть начал вырисовываться явный фаворит – Фатх-Али. Следовательно, уже было с кем договариваться. Буширскому резиденту Ост-Индской компании Мехди-Али-хану было дано